и людьми с базы на базу, так что на этот счет можешь не грузиться.
– Ну что, будешь жопу подставлять, а? – приподнялся на локте Чабан.
– Действительно, Куст, – нахмурился Краб, – что-то мы долго с ним разговариваем. Вина налили, а он ломается, словно целка.
– Остыньте, – остановил их Куст. – У салаги задница не распечатана, а вы напираете, как приливная волна. Дайте человеку подумать. Может, у него с арифметикой туго.
От такого напора у меня душа ушла в пятки.
– У тебя с арифметикой туго, да? – подлил масла в огонь Чабан.
– Нет, – я шумно сглотнул слюну.
– Ну так снимай штаны, да? Есть разница, три раза получить или пятнадцать?
Разница, конечно, была, но мне бы хотелось вообще избежать экзекуции. У меня даже мелькнула мысль вскочить и убежать, но бежать было некуда. Ну, от этих еще смыться можно, тут до амфибии рукой подать. А потом что?
Я уже готов был дать согласие, но смелости все же не хватало. Прошло минуты три, Краб достал из коробки батон хлеба, забрал у меня нож и открыл еще четыре банки паштета. Мне уже ничего не хотелось, после невеселых раздумий аппетит поубавился. Куст молчал, Чабан задумчиво ковырял в зубах травинкой. Краб сделал три бутерброда и протянул один мне.
– Спасибо, – помотал я головой.
– Слушай, Куст! – возмутился Краб. – Ты когда-нибудь видел такого борзого салагу? Прописываться он не хочет, продуктами брезгует! Мне что, выкидывать открытый паштет?
– Но я не просил его открывать! – теперь мне сделалось по-настоящему страшно.
– Ладно, салага, – Куст ласково похлопал меня по плечу. – Ты действительно, борзей, да знай меру. Кушай паштет, для тебя ведь открывали. Вина выпей, легче пойдет.
Я понял, что надо тянуть время. Придет Жаб и разгонит их, как щенков. Уж в его превосходстве я нисколько не сомневался.
– Открою-ка я еще пару баночек, – почесал в затылке Краб.
«Открывай, открывай, – мстительно подумал я. – Сам же и будешь давиться своим паштетом».
У меня словно открылся второй желудок – бутерброд пошел значительно легче. Видимо, тренированный организм перешел в боевой режим. Правильно – это был настоящий бой, но не столько физический, сколько моральный.
– Вот барракуда! – вскрикнул Краб, отбросил не до конца открытую банку и присосался губами к пальцу на правой руке.
– Что такое? – недовольно глянул в его сторону Куст. – Банку открыть не можешь, чтоб не порезаться?
– Да иди ты! Сам вчера Пню ящик на ногу уронил!
– Тоже мне, сравнил бак с баллоном! Одно дело ножиком жесть всковырнуть, а другое – вшестером затянуть три ящика с гадостью в погрузочный люк.
– Плохому пловцу все время глубины не хватает, – съязвил Краб.
Я напрягся, прислушиваясь, – очень хорошо, что кружка с оставшимися глотками вина закрывала мое лицо. Слово «гадость» в подобном контексте ни о чем мне
