правда, нет холодного кваса, но Лариса варила настой из собираемых ею трав, получался терпкий напиток, которому совсем не помешал бы сахар, но основательно остуженный в ручье, он вполне мог претендовать на питие после баньки. Разумеется, при отсутствии иной альтернативы.
Продолжай Дмитрий ладить блоки самана – ничего и не заметил бы. Он, конечно, взял себе за правило держаться все время поблизости от Ларисы, но ведь и так недалеко – и сотни метров нет, – так что, считай, все время на виду. Он занимается одним, она другим, к тому же научилась удить рыбу, что по местным условиям не было сложным, а потому спускалась со снастью к озеру, опять же помыться, привести себя в порядок – не делать же это на виду у постороннего мужчины. А чего вы хотите? Все именно так, они просто товарищи по несчастью, вот и все.
Когда он нашел ее взглядом, кстати заметить, специально не искал, так, по заведенной привычке, не более, она уже стояла на пенечке с петлей из палаточной расчалки на шее и с выражением полного отчаяния смотрела в голубое небо, ничего не замечая вокруг. Скорее всего, даже закричи он, она и не услышала бы, а может, и наоборот, дернулась бы – и тогда точно повисла на этом проклятом шнуре.
Его словно ледяной водой обдали, причем немалое количество залили и вовнутрь, отчего все сжалось и опустилось. Не проронив ни звука, он рванул вперед – куда там олимпийским спринтерам. Нож сам собой скакнул из ножен в руку, с ним он не расставался никогда, как и с ружьем, которое тут же брякнулось оземь.
Она все же его заметила, грустно улыбнулась и дернула ногами, чтобы опрокинуть чурбак. Хорошо хоть она выбрала тот, который он собирался использовать под установку наковальни, а потому подобрал самый массивный, – пока они использовали его под рубку мяса, не до кузницы. Колода только качнулась, но устояла, не упала. Девушка с недоумением глянула себе под ноги, потом разозлилась и толкнула сильнее.
Все это Дмитрий наблюдал как в замедленной съемке, видя и отмечая каждую деталь, каждое движение. Он словно видел самого себя, бегущего со всех ног с зажатым в руке ножом, как будто душа покинула тело и следила за происходящим со стороны. Еще мгновение, еще самая малость – и ее ноги соскользнут с колоды и задергаются, не дотягиваясь до земли.
Он успел. Обхватив Ларису за ноги, удержал, не давая веревке натянуться, а потом, дотянувшись ножом до ярко-желтого шнура, перерезал его одним махом. Только убедившись, он опустил девушку и посмотрел в ее глаза:
– Ты что творишь, Ларчик? Девочка моя, ты что вытворяешь?
Нет, он не кричал. Он настолько испугался, что просто не мог кричать, он едва выталкивал слова сквозь сковавший горло твердый комок, это был скорее даже шепот, исторгаемый трясущимися губами.
– Дим, зачем ты это сделал?
Если бы она кричала, билась в истерике, он воспринял бы это легче, чем этот спокойный, практически замогильный голос, полный разочарования от того, что
