никогда не было свободы. Но в этом случае даже Авраам Линкольн не сможет освободить его.
– Ландскруна, парень, – прошептал я, зная, что он услышит меня, как бы тихо я ни говорил. – Твоя остановка, пора выходить. Садишься на троллейбус возле Северного лазарета, выходишь в Шеппсброне – и ты дома. Слышишь – будильник звенит. Давай просыпайся, Никлас, у Линды уже завтрак готов.
Я услышал, как он протяжно ахнул, – и перестал его чувствовать.
Для того чтобы отправить человека, вдернутого в свое старое мертвое тело, обратно домой, нужно очень много энергии. Во время агонии, предваряющей смерть тела, умирающий организм обычно теряет от шестидесяти до восьмидесяти граммов веса за счет сжигания нуклеотидов и истощения митохондрий клеток, но агональное состояние редко длится больше нескольких минут. Поднятое же вторично тело, как только человек покидает его, распадается очень быстро и почти полностью – от него остается лишь немного попахивающей гнилью воды и фосфата кальция. Все то время, которое проходит от момента оживления трупа до положения его обратно, зомби существует как бы в кредит. И проценты у этого кредита более чем грабительские.
– Все, уходим! – нервно сказала Лиза. – Ты как?
– Подожди минутку, сейчас, – отозвался я, с трудом открывая глаза. Потеряв опору, я чуть не свалился прямо на вонючий асфальт площади Курского вокзала, но каким-то чудом сумел упасть на руки. На состояние перчаток это уже никак повлиять не могло.
Совершенно не помню, как я умудрился это сделать, но я молодец.
Трудно собраться сразу после того, как уложишь мертвого. Ощущение такое, словно долго-долго пер на гору санки, в которых кто-то уже сидит, потом встал сзади на полозья, оттолкнулся и поехал вниз, но почти сразу же спрыгнул. Обычно мне достаточно несколько минут, чтобы прийти в себя, но сейчас нужно было торопиться.
Лиза протянула мне руку, и я встал. Голова кружилась, в ушах шумело, и перед глазами все плыло. Утром сцепиться с вампиром, обещавшим мне кучу неприятностей, не успеть пообедать, отменить встречу с перспективным клиентом, а потом чуть не отключиться возле здания Курского вокзала, укладывая зомби в землю, – вот это я называю «действительно плохой день».
– Вот же лось здоровый какой! – вздохнула Лиза, глядя на то, что осталось от нашего сегодняшнего клиента, – кучку мокрой вонючей одежды и около полулитра жидкой грязи, вытекающей из-под нее.
Я хмыкнул. Это был ее способ сказать «прости, что я не уследила за ним». Некоторые люди вообще не умеют извиняться, но это еще не делает их плохими парнями. Все знают – для того чтобы быть плохим парнем, нужно гундосить, носить черную шляпу и стрелять без предупреждения.
Лиза не умела обращаться с оружием, а из всех головных уборов предпочтение отдавала выцветшей розовой бандане.
– Все потому, что это мертвый лось, – отозвался я. – У тебя вода есть?
– Только кола, – сказала Лиза.
