4 августа ежедневная погрузка вышла на уровень четырехсот вагонов. К 25 августа в неурожайные губернии поступило более 11 миллионов пудов семенного зерна. К этому же сроку удалось уложиться с распределением семенной ссуды, что позволило обеспечить сев озимых.
Одновременно были ассигнованы значительные средства кооперации и государственным заготовителям для закупок скота у населения по твердым ценам. В результате удалось остановить падение цен на скот, а кооперация и госторговля укрепили свои позиции на мясном рынке.
А ведь надо было, кроме того, заниматься расчетом предоставления льгот по сельхозналогу да готовиться еще и к обеспечению яровых посевов следующего года, к проведению широкомасштабных мелиоративных работ, которые позволяли бы снизить силу ударов засухи… В общем, забот хватало.
Примерно представляя себе объем этих работ, я вполне мог догадаться, почему Сталину было невозможно идти на обострение внутрипартийной борьбы. Но теперь, к концу года, когда острота проблемы недорода была в основном снята, следовало ожидать от него очередного политического хода. И кое-какие соображения насчет того, каким будет этот ход, у меня имелись. Именно поэтому нужно было успеть настроить Троцкого определенным образом…
– И в самом деле, – произнес Троцкий с выражением на лице, не предвещавшим мне ничего хорошего, – разговор давно назрел. Вы не против пройти ко мне в кабинет, Виктор Валентинович? – Его острый, колючий взгляд за стеклами пенсне яснее ясного говорил о его настроении.
– Хорошо, Лев Давидович. Пойдемте к вам. – Стараюсь быть как можно более спокойным и дружелюбным.
Сразу как только за нами закрывается дверь кабинета, Троцкий заявляет голосом не то чтобы повышенным, но дрожащим от напряжения:
– Виктор Валентинович, поддавшись на ваши уговоры, я потерял, можно сказать, все! Мое положение в партии…
– Ваше положение в партии гораздо лучше, чем если бы вы отказались совершить ретираду! – бесцеремонно перебиваю его. – Вы бы все равно лишились всех прежних постов, включая, вполне возможно, даже и пост члена Политбюро. Но не в результате добровольной отставки, как вы сейчас ушли с поста Предреввоенсовета, а в результате открыто выраженного вам политического недоверия, как мелкобуржуазному уклонисту, да вдобавок и склочнику, не способному к дружной коллективной работе в руководстве партии! И такая же участь ждала бы всех ваших сторонников, а не только отдельных работников РВС! – Немного снизив тон, продолжаю: – Что толку считать битые горшки. Важно определиться, что делать сейчас.
– Вот уж в этом позвольте обойтись без ваших советов! – вспыхивает мой собеседник.
– А что, я вас хотя бы раз в чем-нибудь обманул? А, Лев Давидович? Не припомните? – Он ничего не говорит в ответ, с потемневшим от гнева лицом. Ну-ну. Нечего сказать? – Так как, наврал я вам хоть раз?
– Нет! –
