но уже способный журналист, – аттестовал его автор «Чапаева».
– Ну что, Вацек, будем знакомы. Меня зовут Виктор Осецкий, – протягиваю ему руку, он ставит стул на пол, отвечает на рукопожатие, затем начинает оправдываться:
– Мне в МАППЕ только один стул удалось реквизировать. И тот с боем вырвал!
– Ладно, – машу рукой, – как-нибудь пристроимся. И познакомьтесь с моей спутницей: Лида Лагутина.
– Очень приятно, Вацек, – раскланивается с ней Сольский.
Делать нечего, и мы с Лидой, под улыбки всей честной компании, устраиваемся на одном стуле. Оглядываюсь уже внимательнее, стараясь не сосредотачиваться на одном Артузове. Но даже и мимолетного взгляда достаточно, чтобы составить о нем первое представление. Коренастый, широкоплечий крепыш с очень сильно развитой мускулатурой. Крупная лобастая голова, брови с изломом, коротко подстриженные усы и бородка клинышком. Френч военного образца, но без знаков различия, застегнут на все пуговицы. На столе перед ним – ни водки, ни пива, ни вина. Впрочем, и остальные тоже обходятся без спиртного. Необычная черта для здешней публики.
Когда мы устроились, Либединский заговорил с Радеком, видимо продолжая беседу, которая шла здесь до нашего появления:
– И все же, Карл Бернгардович, почему же у вас тогда, в двадцать третьем году, получился такой провал в Германии? Ведь вроде бы дело шло к революции, там были наши опытные кадры – и все вдруг сорвалось? Чего вы не учли?
Радек изобразил кривую улыбку:
– Вы не знаете специфики работы в Германии. Многие наши представители тоже не знали этой специфики, и нередко немецкие товарищи ставили их прямо в тупик. Вот, помнится, был такой случай с одним из наших военных инструкторов в провинциальном германском городке. Он там обучал местных коммунистов, как надо захватывать железнодорожную станцию. Он им говорит: «Как только из центра будет получен условный сигнал о начале революции, вы должны послать на вокзал заранее подготовленную группу из двадцати вооруженных товарищей. Оружие должно быть спрятано, и эти люди, как обычные встречающие, идут в кассу, покупают перронные билеты, проходят на перрон, а затем при помощи товарищей-железнодорожников задерживают на станции все поезда».
Немецкие товарищи, – продолжал Карл, – сказали, что это очень хороший и правильный план. «Но, – спросили они, – как же нам быть, если кассира, продающего билеты, именно в этот момент не окажется за окошком кассы? Вдруг он, ввиду начинающихся революционных событий, испугается и уйдет со своего рабочего места? Ведь не можем же мы пройти на перрон без перронных билетов – это ведь было бы противозаконно!»
Присутствующие посмеялись. Радек умело уводил их от серьезного разговора своими анекдотами. Поговаривали, что большинство советских (да и антисоветских) анекдотов, которые тогда ходили по Москве, сочинено именно им.
Пока все смеются, еще раз осматриваю зал. Сквозь папиросный дым, витающий над столиками, видны разнообразные типажи посетителей
