сидели долго, а дед телевизор смотрел аж до самого окончания передач, сестра еле выпроваживала.
Егорка уже давно спал на диване, Нина Григорьевна раздевала его и гасила свет. Потом доставала из буфета бутылочку своей черноплодки, шла в дочкину комнату и выпивала рюмку-две. Её бросало в жар, она почему-то крестилась, хотя верующей не была, и долго ещё сидела, задумавшись, глядя в темноту за окном, где подвывал ветер и качались деревья, пугая движущимися тенями. А когда было ясно, смотрела на месяц и звёзды в тёмном зимнем небе, лунный свет падал на снег красиво и как-то причудливо, всё становилось будто ненастоящим, как декорации в театре, и от этого выглядело немного странно, только лаяла где-то, как всегда, и тоскливо подвывала собака, вечно привязанная на цепи… В такие минуты она слабела, теряла свою привычную устойчивость, и ясно вставал перед ней вопрос, как жить, и одиночество, и бессилие накатывало, и ужас… Наконец, взяв себя в руки, она закрывала занавески, включала свет и шла греть воду, чтобы помыть посуду.
Брат Фёдор Григорьевич умер, его похоронили за посёлком на старом кладбище. Дочка не приехала – болела. Помогли два ветерана и две старушки: друзей у деда не было. Егорку, конечно, с собой не взяли, а уехали ещё затемно, когда он спал, попросили соседку посидеть на всякий случай. И та, когда Егорка проснулся, со страху ему сказала, что деда отправили воевать на Кубу, чтобы на неё «американцы не напали», а бабушка пошла его провожать. В то время по радио и телевизору много говорили о Кубе и Америке, других странах, показывали солдат, которые стреляли друг в друга в борьбе за свои идеалы, и мальчик часто слышал эти слова. Понял он что-то или нет, было неясно, но когда потом видел солдат и слышал выстрелы с экрана, мычал и показывал пальцем – «бу! дэт! бу! дэт!», что баба Нина переводила, как «дед на Кубе».
Осталась бабушка Нина Григорьевна одна, без помощника. Было ей страшно, одиноко, стала бессонница мучить, и поэтому она часто засиживалась допоздна перед телевизором.
Вот так, однажды зимним вечером, уложив внука спать, смотрела праздничный концерт, где выступали всенародно любимые артисты. Благодаря тому, что не спала, она и услышала какой-то треск за окном. Выглянула – и увидела оранжевые всполохи на снегу. Охнула, накинула платок и выскочила во двор. С другой стороны дома, за соседским забором горел новый недостроенный сруб бани. Она стала кричать и побежала обратно в дом. Надела валенки, пальто, в карман сунула паспорт, подняла на руки сонного Егорку прямо в одеяле, зачем-то подхватила стоявшие у двери резиновые сапоги, которые недавно купила, и побежала на улицу.
…Пожар разгорелся вовсю. Пламя взлетало высоко вверх, освещая ночь и сосны, и снег был цветной; искры сыпались фонтаном, разлетаясь вокруг, падали за забор на её участок. Она вся дрожала, боялась, что от них загорится дом, и что ей никто не сможет помочь, смотрела как заворожённая, крепко прижимая внука, который проснулся, вертел головой и кричал. Хотя опасность казалась невелика
