но не ожидал, что ты такой кровожадный. Мне Афгана хватило.
– Что ты понимаешь, пацан! – неожиданно зло произнес приятель. – Думаешь, баранку в Баграме покрутил и все о войне знаешь?
Вовчик вдруг резко остановил машину. Роб едва не влетел лбом в стекло.
– Что ты сказал, повтори? Я – пацан? Думаешь, духов больше моего завалил – и герой? – медленно проговорил водитель. Такой Вовчик был грозен.
«Холодный псих, – называл его Игнатий, – ты как медведь, от которого не знаешь, что ожидать». Зато внешне – прямая противоположность непредсказуемого лесного хищника. Невысокий, жилистый, от природы смуглый – чисто душман с европейским лицом. Сероглазый, тонкогубый, узколицый, тонкий нос с небольшой горбинкой – по словесному портрету кавказец, но нет, не спутаешь. Мадьярские корни виноваты. Владимир Дьердьевич Нодаш, детдомовец. Социальный сирота, отобранный у пьющих родителей.
– Тихо, тихо, Вовчик, успокойся. – Роб пошел на попятную.
Он впервые видел товарища в таком состоянии. Рассказывали – не верил. Слишком безобидно он всегда выглядел, имя уменьшительное присохло – Вовчик, тот не возражал. Не бывал с ним на разборках, не стыковались они там. Знал от ребят и самого Игнатия, своего бывшего комбата, но не верилось. А ведь во всем уступает: в физической силе, в умениях рукопашки, стреляет хуже, а связываться неохота. Точно хищник. Роб попытался стряхнуть неприятное чувство собственной уязвимости.
– Я не то имел в виду! Какой пацан? Мы же ровесники! – Отставному капитану Хасанову недавно стукнул тридцатник, а Вовчику скоро исполнится двадцать девять. – Я с Игнатием на эту тему разговаривал, он утверждает – там будет мясорубка. Хочу нашим помочь, он отпустит.
Вовчик тронул машину. Напарник еле сдержал готовый вырваться облегченный выдох: «Да чтобы я еще раз с ним! Ни за что!»
– Да я не против, Роб, езжай, постреляй. За «пацана» обидно стало, а так я тоже черных не люблю. По одному они ничего, – продолжил после короткой задумчивости, – но как соберутся вместе – ужас. Я помню, с Асланом, чеченцем, как-то водку пили – нормальный мужик. За жизнь потолковали, за баб. А через день Игнатий стрелку с ними забил, чего-то они ему перешли. Водку лишнюю подвезли, что ли? Пришлось пострелять. Больше с ним не встречался. Завалили его там. Возможно, моя пуля…
Спустя минуту добавил:
– После этого новостей не смотрю.
И что у него на уме? Кто его знает. Рядом с Робом оказался совсем другой человек. Не легкомысленный мальчишка, шутник и бабник, а мужик с совершенно непонятными Робу «пунктиками». Сам он новости смотрел всегда, невзирая, пил накануне с покойником или нет.
После третьего сеанса связи, само собой, не через каждые пять минут, а через полчаса, остановились сходить в кусты. Фур на почти сотне километров не встретили, и, как назло, ни одного гаишника, а то бы поспрашивали. Закон подлости! Это когда не надо, они на каждом углу.
Зарядил тоскливый сентябрьский дождь. Помокли,
