Все они.
– К нему можно зайти ненадолго, и нужно вести себя тихо, но вы все сможете его увидеть через несколько минут. Он всё еще спит под воздействием лекарств, поэтому не ждите, что он сможет с вами побеседовать. Ну что же, идем?
Следом за доктором Кеем мы вошли в двойные двери и зашагали по коридору отделения интенсивной терапии. Я старалась ни о чем не думать, точнее, отказывалась думать о том, что сказал нам доктор Кей. Я поклялась не паниковать и не поддаваться страху, хотя меня ужасала мысль о поврежденном позвоночнике Уэстона.
Стены в отделении интенсивной терапии были украшены американскими флагами и большими, вставленными в рамки фотографиями военных. Сотрудники клиники сновали туда-сюда. Звонили телефоны. Мы проходили мимо палат, в которых лежали подключенные к каким-то аппаратам пациенты: над ними склонялись врачи и медсестры, а рядом сидели члены семей.
Здесь повсюду витало то же ощущение, что и в Небраске: как будто я пересекла черту между жизнью и смертью, только на этот раз ставки были еще выше, и я не могла отделаться от мысли, что работающие здесь доктора и медсестры так же отважны, как сами солдаты.
Доктор Кей остановился возле палаты номер 220.
– Помните, ведем себя спокойно и тихо, – напомнил он и шагнул в сторону, пропуская нас.
Руби подалась назад и взяла меня за руку.
– Я буду здесь, ладно? Иди, повидай его. Если тебе понадобится моральная поддержка, я рядом.
Я кивнула.
– Да, хорошо. Спасибо, Руби.
Изголовье кровати находилось ближе к двери, так что Уэстон лежал ногами к окну. Слева от него стояло несколько капельниц. Вздыхал и пищал аппарат искусственной вентиляции легких. Монитор на стене отображал бегущие то вверх, то вниз разноцветные линии: пульс, кровяное давление и еще какие-то неизвестные мне показатели.
Миранда прижала пальцы к губам.
– О, мой малыш, – прошептала она, не отнимая руку ото рта. – Мой милый малыш…
У меня участился пульс, а руки сами собой сжались в кулаки.
«Миранда, Богом клянусь… Заткнись, а не то я завизжу».
Пол приобнял Миранду за плечи и провел вглубь палаты, мимо стоящих возле кровати аппаратов, чтобы мы тоже могли зайти внутрь. Коннор едва глянул на Уэстона, потом быстро прошел к окну и сел на широкий, низкий подоконник, обитый тканью.
Я стояла рядом с миссис Дрейк, ее губы плотно сжались, когда она посмотрела на Уэстона.
– Кажется, он выглядит хорошо, – сказала миссис Дрейк. – Он держался всё это время…
Она осеклась и отвернулась.
Я не могла отвести взгляд. Стоило мне посмотреть на Уэстона, и все клятвы не падать духом оказались позабыты. Верхняя половина его кровати была чуть-чуть приподнята, он лежал бледный и изнуренный, укрытый простынями. Его светлые волосы стали тусклыми и ломкими. От обеих рук и от живота тянулись трубки. Эндотрахеальную трубку прикрепили к лицу специальным медицинским скотчем, и казалось, что его рот
