style="font-size:15px;"> – Ну вот, еще одна бессмыслица.
– Смысл весьма прозрачный. У всех мужчин есть задатки насильника.
– У всех мужчин есть орудие насилия. Это не одно и то же.
– Речь не о том, что все мужчины обладают необходимым… инструментарием. Я говорю, что нет такого мужчины, который не лелеял бы в самом мрачном уголке своей души глубокую обиду – и зависть – к нашей силе, и обида эта иногда перерастает в ненависть, а потому способна обернуться насилием.
Последовала короткая пауза. Студент что-то промямлил и тут же затих. Потом снова заговорил и снова умолк. В конце концов не придумал ничего лучшего, чем:
– Да, но у тебя нет доказательств.
– Вокруг полно доказательств.
– Да, но у тебя нет объективных доказательств.
– Объективность, – сказала Вероника, закуривая снова, – это мужская субъективность.
Долгую и отчасти даже благоговейную тишину, наступившую после этого вердикта, нарушила Сара:
– Мне кажется, она права.
Сидевшие за столом разом повернулись к ней.
– Не по поводу объективности… в общем… я никогда об этом не задумывалась… но я хочу сказать, что мужчины по сути своей – действительно враждебные существа, и никогда не знаешь, когда эта враждебность… выплеснется наружу.
Вероника встретилась с ней взглядом.
– Спасибо. – Она повернулась к студенту: – Видишь? Поддержка по всем фронтам.
Тот пожал плечами:
– Обычная женская солидарность.
– Нет, понимаете, со мной как раз так и случилось, – запинаясь и торопясь, пробормотала Сара. – Как раз такой случай, о котором вы говорите… – Она опустила голову и увидела, как ее глаза угрюмо отражаются в маслянистой поверхности кофе. – Прошу прощения, я не знаю, как вас зовут… Даже не знаю, зачем вмешалась в вашу беседу. Я лучше пойду.
Она встала и поняла, что зажата в самом углу – край стола врезался ей в бедра, она неловко, бочком, протиснулась мимо австралийца и серьезного студента. Лицо ее горело. Сара не сомневалась, что они смотрят на нее как на чокнутую. Пока она шла к кассе, никто не произнес ни слова, но, отсчитывая мелочь (Слаттери, хозяин заведения, с отстраненностью запойного книгочея сидел в своем углу), Сара почувствовала, как чья-то рука коснулась ее плеча; она обернулась и увидела Веронику. Та улыбалась смущенно и чуть просительно – резкий контраст с тем воинственным оскалом, которым она одаривала своих оппонентов за столиком.
– Послушай, – сказала Вероника, – я не знаю, кто ты и что с тобой стряслось, но… мы можем поговорить об этом, когда захочешь.
– Спасибо, – ответила Сара.
– Какой курс?
– Четвертый.
– А, так тебе год только остался?
Сара кивнула.
– Живешь в студгородке?
– Нет. В Эшдауне.
– Вот как. Может быть, тогда так или иначе встретимся.
– Наверное…
Сара
