ты будешь очень-очень осторожным.
Лукас вспомнил о зажиме, и ему стало стыдно. Он не был осторожным. Он позволил себе замечтаться.
Он сказал:
– Я знаю, что я бессмертен, я знаю, моя орбита не может быть измерена циркулем плотника.
– А еще обещай, как только получится, уйти с этой работы и найти себе другую.
– Обещаю.
– Ведь ты…
Он ждал: что такого она о нем скажет?
Она сказала:
– Ведь ты для другого предназначен.
Он был счастлив услышать это, вполне счастлив. И все равно надеялся на большее. Он ждал, что она что‐то ему откроет, хотя и не мог бы сказать, что именно. Ждал изумительной лжи, которая обратится правдой, как только она ее произнесет.
Он сказал:
– Обещаю.
Для чего же он предназначен? Он не мог заставить себя спросить об этом.
– Тяжело это, – сказала она.
– А ты? У тебя сегодня на работе было все в порядке?
– Да. Я все шила и шила. Знаешь, на работе – отпускает.
– Ты сама…
Она ждала: что он собирался у нее спросить?
Он спросил:
– Ты сама была осторожной?
Она рассмеялась. Он покраснел. Разве вопрос был таким уж глупым? Она всегда казалась ему такой беззащитной, словно нет ничего проще, чем обидеть такую, как она, – добрую, дивно пахнущую. Вот ее и обидят – не теперь, так потом.
– Была, – ответила она. – Ты обо мне беспокоишься?
– Да, – сказал он.
Он надеялся, что не сморозил очередную глупость. Робко ждал, не станет ли она снова смеяться.
– Не надо, – сказала она. – Думай только о себе. Обещай мне это.
Он сказал:
– Каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам.
– Спасибо, мой дорогой. – Больше она ничего не сказала.
Он проводил ее до ее двери на Пятой улице. Они стояли на крыльце, испещренном яркими пятнышками.
– Теперь ты пойдешь к себе домой и съешь ужин.
– Можно у тебя что‐то спросить?
– Все что угодно.
– Хочется знать, что это такое, что я делаю на фабрике.
– Ну, я думаю, на фабрике делают много разных штук.
– Каких штук?
– Деталей больших механизмов. Шестеренки там, болты… ну и прочее.
– Мне сказали, я делаю кожуха.
– Значит, так оно и есть. Именно их ты делаешь.
– Понятно, – сказал он.
Понятно ему не было, но он счел за лучшее не продолжать. Лучше притвориться, что знаешь, что такое кожух.
Кэтрин с нежностью взглянула на него. Неужели снова поцелует?
Она сказала:
– Хочу тебе кое‐что отдать.
Он затрепетал. Намертво стиснул челюсти. Сейчас ни в коем случае
