туз. Во всяком случае, секретные агенты редко бегали по улицам, одетые в белые облегающие комбинезоны с черными капюшонами, закрывающими всю голову, включая и лицо.
Хартманн широко улыбался и махал рукой, всем своим видом изображая важного государственного мужа. Кто-то из толпы, собравшейся у дороги, выкрикнул:
– Как насчет выборов в восемьдесят восьмом, сенатор?
– Выдвигайте. Я готов, – крикнул в ответ Хартманн и озорно усмехнулся.
Послышались смех и одобрительные возгласы.
Проехали еще две платформы, следом за ними прогарцевал конный патруль, затем «Линкольн» покатил вперед со скоростью десять миль в час.
– А почему у тебя не кабриолет? – спросила Рулетка, и тут же над головой зажужжало – открылся люк в крыше.
– Может, я и прожил на земле сорок лет, но так и остался такисианином. Если я еду в открытой машине, меня обязательно кто-нибудь да освищет. А в День дикой карты на улицы выходят не только мои друзья, но и враги.
Пятнадцать минут спустя он, закончив приветствовать собравшихся, упал на сиденье, обмахиваясь носовым платком.
– Кошмарная погода!
– Держи.
Пока Тахион высовывался из люка и махал собравшимся, она исследовала салон машины и обнаружила бар.
– Дубоннет со льдом. Ты просто спасаешь мне жизнь. Надеюсь, на этот раз ты присоединишься ко мне?
– Да.
Женщина придвинулась к нему, прижалась бедрами к его бедрам. Оба с задумчивым видом отпили из своих бокалов, потом Рулетка легонько провела длинным ноготком по его щеке, отметив, как резко выделяются на белоснежной коже огненные завитки его коротких бачков. Небольшой треугольный шрам на остром подбородке заставил ее палец замедлить движение.
– Это откуда?
– Получил на уроке фехтования. Мой отец решил, что шрам следует оставить на память, чтобы в следующий раз я был расторопнее. – Его лицо стало замкнутым, сиреневые глаза застлала пелена слез.
Вот он, решающий миг. Она обхватила его лицо ладонями и поцеловала в сведенные судорогой губы. На руку ей капнула теплая слезинка.
– Почему ты грустишь?
– По-моему, память – это проклятие.
– Я тоже так считаю. – Ее рука скользнула по атласной поверхности его жилета, нащупала пояс брюк, расстегнула молнию. Он негромко ахнул. – Давай будем жить настоящим и забудем прошлое.
Рулетка уже расстегнула брюки и нежно перекатывала его член между ладонями. Он мгновенно затвердел; Тахион выгнулся дугой, на лбу и над верхней губой у него выступили бисеринки пота.
– Во имя Идеала, женщина, что ты делаешь?
Она улыбнулась ему улыбкой Джоконды, взяла член в рот и принялась его облизывать. Не отрываясь, протянула руку и стукнула по кнопке, поднимавшей стеклянную перегородку между ними и Риггсом.
– Пощади меня, – простонал такисианин, зарывшись рукой в ее косички.
