выполнить столь деликатное задание. Так что нечего и удивляться, что агенты, сталкиваясь раз за разом с такой обструкцией, теряли самообладание, наносили оскорбление словесное, а то и действием, а уж когда доходило до рук, не всегда с рук им это сходило, благо работали они, чтобы дичь не спугнуть, поодиночке, и легко себе представить последствия тех нередких случаев – особенно если дело было в так называемых проблемных кварталах, – когда устремлялись на помощь обиженному другие избиратели. Отчеты, направляемые агентами в центр, обескураживали скудостью своей и худосочием, ибо ни один человек, ну, ни единый не признался в электоральном своем воздержании, хотя иные, прикидываясь непонимающими, и говорили, что сейчас, мол, им страшно некогда, как-нибудь в другой раз, хорошо, а то магазины закроются, однако гаже всех оказывались, черт их дери, старики, и мнилось, что они, будто пораженные эпидемией глухоты, заключены в звуконепроницаемую капсулу, и когда оправившийся от замешательства агент в трогательном простодушии писал свой вопрос на бумажке, негодяи эти уверяли, что позабыли дома очки, или что почерк не разбирают, или что просто грамоте не знают. Были, впрочем, и агенты более искусные – те, что всерьез и буквально восприняли идею внедрения и, погрузившись в недра баров, угощали посетителей, ссужали деньгами поиздержавшихся игроков в казино, ходили на стадионы, особенно исправно посещая футбольные и баскетбольные матчи, потому что там на скамьях жмется больше всего народу, заводили разговоры с соседями и, если счет так и не был открыт, многозначительно сравнивали нулевую ничью с таким же результатом выборов, ожидая, не клюнет ли. Но если изредка и клевало, то попадалось на крючок все равно что ничего. Рано или поздно наставал черед задать вопрос: А кстати, не скажете ли, как вы голосовали, или: А скажите, кстати, вы бюллетень-то не оставили чистым, на что следовали соло или хором уже известные ответы: Я – да ну что вы, Мы – да с чего вы взяли, а вслед за тем немедля приводимы были – и в действие тоже – юридические резоны со всеми своими параграфами и подпунктами, да еще так бегло и бойко, что создавалось устойчивое впечатление, будто все, все без малейшего изъятия горожане избирательного возраста прошли интенсивный курс обучения соответствующим законам, и здешним, и чужеземным.
С течением времени стало заметно, хоть и не сразу, что само слово «чистый», словно сделавшись непристойным или неблагозвучным, почти вышло из употребления и, чтобы заменить его, граждане отныне пускались на всяческие ухищрения и иносказания. Вместо листика чистой бумаги просили неисписанной, небо называли исключительно ясным, а помыслы – безгрешными, а невест – целомудренными, вслед за чистым убытком сгинул и чистый доход, но самым примечательным было, конечно, повсеместное исчезновение чистюль и чистоплюев, и замена чистогана наличностью. Совсем уж было показалось, что ослепительные политические перспективы,