Леонидовна не удержалась, бросила цепкий взгляд на фигуру дочери. Нет, не видно, да еще пижама эта… Что это она так заторопилась ответить? Ждет чьего-то звонка с утра пораньше? Впрочем, понятно, чьего – Юрцевича.
– Мама, это тебя.
В голосе слышно разочарование. Деточка моя, глупенькая, что же ты творишь?
Тамара взяла трубку. Звонила портниха насчет платья. День, заполненный делами и хлопотами, начал затягивать Тамару в свой неумолимый круговорот, из которого надо непременно вынырнуть и найти время для еще одного дела, о котором Тамара Леонидовна думала всю ночь. Нужно обязательно встретиться с Ароном Моисеевичем. Он даст дельный совет и будет молчать. Если сроки для позднего аборта уже пропущены, то, может быть, можно как-то устроить ранние роды? И не будет у Нади никакого ребенка, и Юрцевич исчезнет из их жизни – об этом позаботится Ванечка Круглов, и никто ничего не узнает, и все войдет в обычную колею.
Когда девочки ушли – Люба на работу, в школу, а Надя в Консерваторию, Тамара Леонидовна набрала номер Арона Моисеевича, знакомого и доверенного гинеколога. Ей удалось застать его дома, но оказалось, что у него ни сегодня, ни завтра не найдется возможности встретиться: через двадцать минут он уходит на работу, а после рабочего дня в клинике он со всей семьей уезжает на дачу и вернется только 3 января.
– А у вас что-то срочное, Тамарочка? – озабоченно спросил он. – Какие-то проблемы?
– Не у меня. Мне нужна консультация, Арон Моисеевич.
– Давайте в двух словах по телефону.
– Вы думаете? – засомневалась Тамара Леонидовна.
– Ну вы хотя бы скажите, в чем дело, а там решим. Давайте, Тамарочка, давайте, время идет.
– Сейчас, одну минуточку.
Она положила трубку, вышла из гостиной, на цыпочках подошла к спальне и приоткрыла дверь. Григорий Васильевич громко храпел, раскинувшись на широкой супружеской кровати. Детские утренники интереса у него не вызывали, и, в отличие от жены, он не собирался так рано вставать и идти в театр. Надо надеяться, он не проснется и разговора с Ароном не услышит.
Плотно притворив обе двери – в спальню и в гостиную, Тамара Леонидовна вернулась к телефону.
– Арон Моисеевич, что можно сделать в двадцать недель? – начала она с места в карьер.
– Ничего, – моментально и решительно ответил врач. – Если, конечно, нет жизненных показаний. Есть?
– Нет, – честно призналась она. – Я имею в виду, их нет в плане здоровья.
– Значит, они есть в… так сказать, социальном плане?
– Вот именно. И очень серьезные.
– Это будет дорого стоить. Около полутора-двух тысяч. Если, конечно, кто-нибудь возьмется.
– Но вы можете порекомендовать того, кто возьмется?
– Поищем, – неопределенно пообещал Арон Моисеевич.
– А может, вы сами? – робко предложила Тамара.
– Ни в коем
