витал чуть душноватый запах духов, пыли, книг и увядшей сирени, дотягивающейся кистями до окон третьего этажа. Потянувшись к выключателю, Женя напоследок еще раз обернулся: в центре черного пластикового стола для заседаний в вазе поникли головками три великолепные темные розы. В парном к столу шкафчике для посуды стояли чашки и тарелки для чаепитий, отдельно с высокомерным видом высились бокалы для шампанского. Со стен на Женю смотрели авторские свидетельства об изобретениях, дипломы, лицензии и фотографии – все в одинаковых рамках и в определенном порядке.
Он не выдержал, подошел. На одной из фотографий в числе других был он сам. Женя тогда только еще закончил институт. Дело происходило несколько лет назад, после какой-то очередной конференции, весной. Все тогда радовались удачному продвижению новой темы. На столе виднелись бутылки шампанского, коробки конфет. У Натальи Васильевны в руках был огромный букет сирени. Кто-то срезал его под самыми окнами. С одного боку Наташу обнимал какой-то старомодного вида высокий мужчина – заведующий лабораторией из смежного по тематике института, рядом с ним стояла спортивного вида блондинка и показывала в объектив что-то вроде почетной грамоты. С другой стороны к Наталье Васильевне примкнул пресловутый Нирыбанимясо, а сам он, Женя Савенко, скромно держался на заднем плане в кучке аспирантов.
Женя вздохнул, провел с любовью рукой по стеклу этой фотографии, достал из кармана свой ключ от кабинета, через щелочку осмотрел пустой пока еще коридор лаборатории и выскользнул наружу.
Вячеслав Сергеевич в собственной квартире, как обычно, принялся за завтрак. Солнечный луч, потершись о занавеску, скрылся из глаз, заслоненный набежавшим облаком. Хлеб теперь казался ему безвкусным, а кофе несладким. И вообще не хотелось ни пить, ни есть. Вячеслав выплеснул кофе в раковину и тщательно вымыл чашку. Снял с плечиков куртку, подхватил с подзеркальника ключи от своей машины.
«Что же она все-таки взяла с собой слушать?» – снова вспомнил он. В коробке с дисками, стоящей на полке на жениной половине шкафа сверху, лежала бумажка с изображением какого-то оркестра. Скрипачи в первом ряду торжественно занесли над головами смычки. Оркестр Поля Мориа. Серов пожал плечами. Пункт шестой программы был отмечен карандашиком для бровей. «Адажио. Джиозотто – Альбинони». Вячеслав понятия не имел, что это было за адажио. Он вообще не являлся большим знатоком в музыке. Интересно, почему эта вещь помечена галочкой? Ему даже захотелось ее послушать.
Серов небрежно вывел машину со двора, продолжая размышлять. Откуда он взялся, этот Джиозотто? И Альбинони тоже. Никогда Вячеслав Сергеевич не слышал таких фамилий. Что они еще сочинили?
«Соберись, – сказал он себе, – на утро назначены две операции. Обе достаточно сложные».
Обычно Вячеслав оперировал под микроскопом. Какой микроскоп! Сейчас он с трудом
