движения зрачков. И если они, эти самые зрачки, более пяти секунд направлены не на монитор, или не в тетрадь – загорается первая жёлтая лампочка на панели под монитором. При втором косяке – вторая. А после третьего «предупреждения» загорается красная, и к ученику подходит оператор. Или методист. Дежурящий в большом служебном помещении, заменившем сейчас учительскую. (Что логично, поскольку все «уроки» записаны в Студии, и учитель, записавший курс, спокойненько может ехать отдыхать в Крым, или записывать новый, или просто сидеть дома, если записал уже всё. А приходит он в школу лишь раз в семестр – на приём, вот именно – экзаменов.) И если проверка следящей системы выявит, что с аппаратурой конкретного нарушителя всё в порядке – а как правило, с ней-то всё в порядке! – с кредиток родителей снова снимают деньги… Не больно-то посачкуешь.
Хотя есть и плюсы: «урок» теперь идёт не кабальные, как раньше, сорок пять, или даже сорок – а двадцать пять минут. Затем – перерыв десять минут. Можно посидеть, откинувшись на прямуюжёсткую спинку, закрыв глаза – они реально устают от постоянного напряжения. Так и делает большинство. А можно, как делаю, например, я, встать, и пройтись, чтоб размять ноги, и то место, которым сижу на стуле.
В коридоре встречаюсь с Цезарем. Тот стоит у окна, и,типа, смотрит на наш школьный внутренний двор. Кого он обмануть хочет – я же вижу, что смотрит он на самом деле вглубь себя. Подхожу, протягиваю руку:
– Привет, Цезарь.
Он моргает, словно отвлёк я его от невесёлых, но необходимых дум, протягивает свою ладонь для рукопожатия:
– Привет, Волк.
Волк и Цезарь – клички. Мы сами их себе взяли, когда вступали в Братство. И это именно Цезарь предложил мою кандидатуру. Он на полгода дольше меня занимался в клубе, и старше меня на год. Но так мы называем друг друга, только когда одни. Или – в клубе. Для всех учащихся школы мы – Александр Старостин и Ривкат Нигматуллин. А ещё в нашей школе учится и Рыжий, он же Павел Варнаков. Но его класс базируется на первом этаже, и он обычно к нам не поднимается – да и невозможно предсказать, когда у кого будет перерыв, поскольку некоторые «добровольцы» предпочитают утром приходить, и, соответственно, включать мониторы за пять-десять-пятнадцать минут до официального начала занятий: чтоб их перерывы не совпадали с перерывами остальных. Так что если раньше в школах учащиеся «общались», сейчас это, скорее – место уединения. Или средство разобщения. Создающее законченных индивидуалистов, привыкающих жить только по собственным принципам и установкам. Рассчитывать только на себя. Хотя…
Ну, с той точки зрения, что некоторых учащихся привозят на всяких там «Майбахах», и «Бэхах», и одеты они от разных там Гуччи и Армани, а другим школьникам, вроде того же Цезаря, или меня, достаточно и затёртых джинсов и застиранной футболки, это вполне логично. И разумно. Не будет возможности для столкновений на почве дискриминации по степени состоятельности родителей…
Спрашиваю:
