никакого внимания.
– Видите, видите, что она с ним сделала?! Сломала ему нос, месье Мартель, а он у меня, бедняжечка, и так никогда не был красавцем!
– Мам…
Жан Жак окинул взглядом сгорающего со стыда парня и пошамкал морщинистыми губами. Будь у него внук, он бы только гордился таким забиякой. Но внучку следовало приструнить – прошла уже пора детских драк, Нати следует становиться взрослой благовоспитанной девицей. А то лишь какой-нибудь отчаянный пират осмелится взять ее в жены!
– Что случилось-то, а, Габен?
Парень отвернулся. Ответила за него, разумеется, мадам Петит:
– Что случилось, что случилось, а то вы не видите! Идет мой мальчик себе на работу на пристань, а тут налетает на него эта дикая… обезьяна, и – бах! Нос набок!
После того как ее обозвали бешеной обезьяной, Нати мгновенно перестала чувствовать себя виноватой. Возразила запальчиво:
– Их было трое!
– Кого, носов? – В бледно-голубых глазах деда мелькали смешинки.
– Парней. Габен, твой любимый Аньел и еще Тома! Они обзывались и толкались. И щипались!
– Это что же, значит, мне придется принимать сегодня еще и остальных родителей? Что ты сломала остальным?
– Тома вроде бы ничего… – осторожно сказала Нати.
Мадам смотрела на нее, открыв рот. Грузно повернулась к сыну:
– Это правда? Вас правда было трое?
Габен, глядя в землю, кивнул. Мадам Петит отвесила ему натренированную затрещину, от которой у ее ненаглядного сыночка теперь наверняка распухнет еще и ухо.
– А ну пошел домой, я с тобой там разберусь! А вы простите за беспокойство, месье Мартель! Пошел домой, говорю!
Нати полюбовалась, как мадам Петит гонит перед собой сына, словно сбежавшего со двора козла. Еще и приговаривает при этом:
– Пристали к девчонке втроем, словно какие-то проклятые испанцы, что, одному пороху не хватает? А если и втроем справиться не можете, какого дьявола… ох, прости меня, Господи… хватаешь ее за юбку? А туда же, к шлюхам нацелился бегать! Быстро домой, я тебе сказала!
Жан Жак вздохнул:
– И долго это будет продолжаться, Марион?
– Я Натали, – пробурчала внучка, предусмотрительно отступая.
– Натали была моей племянницей, тихой, скромной, вежливой девушкой, а ты не достойна имени своей почтенной матери! Разве она когда-нибудь полезла бы в драку с тремя парнями?
– А чего они ко мне пристают?!
– Почему мальчишки задирают симпатичных девчонок?
Нати сощурилась, сквозь черные ресницы поблескивая гневными темными глазами.
– И обзывают их при этом испанскими шлюхами?
Мартель вскинулся:
– Это кто же тебя так посмел назвать?
– Да твой любимый Аньел и назвал! – припечатала его внучка. И пока дед хватал воздух
