пепла. Она курила как старшеклассница, приобщающаяся к взрослой жизни, бессознательно рисуясь перед ним, держа сигарету между указательным и средним пальцем левой руки. Интересно почему, удивился Федор, ведь писала она правой, а потом всплыло в памяти детское поверье, что хорошие девочки курят левой рукой. Неужели столь глупая примета дожила от его детства до юности этой девчонки?
Бедный ребенок, подумалось ему, в какую ерунду она верит и как много в чем ей придется еще разочаровываться…
– Так вы думаете, не стоит?
– Если вы любите ваших родителей, то нет.
Девушка быстро скомкала лист в аккуратный шарик и бросила его в мусорное ведро.
– Так, наверное, и появилось христианство, – сказала она, – когда у простых людей пропала всякая надежда на справедливость.
– Наверное.
– Если, когда тебя ударили по правой щеке, ты можешь лишь подставить левую, то остается только гордиться этим, чтобы окончательно не сойти с ума.
Федор пожал плечами.
– Я пойду, раз так?
– Давайте я вызову вам такси?
– Не нужно.
Она встала, с грохотом отодвинув стул. Возле двери висело небольшое зеркальце без рамы, девушка посмотрелась, охнула и попыталась как-то замаскировать синяк при помощи челки, но быстро махнула рукой.
– Что ж, до свидания.
– До свидания. Хотя постойте… Вот моя визитка, звоните, если понадобится помощь.
Девушка усмехнулась:
– Даже не знаю, стоит ли.
– Берите, берите. Мало ли что, – мягко проговорил Федор.
Поколебавшись, девушка все же взяла у него из руки белый прямоугольничек.
– И кстати, – вдруг сказал Федор, – подставить другую щеку не значит утереться.
– Да? А что ж тогда?
– Быть готовой к новым ударам, ибо только Господь знает меру того, что нам предстоит претерпеть.
– Вы странный.
Федор промолчал, и девушка ушла.
Он тоже поскорее выбрался на крыльцо, где молодые, но уже пыльные листья сирени подрагивали в свете фонаря.
Постоял, глядя, как стройная фигурка быстро движется к метро. Оно уже открылось, и между колоннами вестибюля вился тоненький ручеек первых пассажиров.
Следователь подскочил, но Федор, не удостоив его взглядом, зашагал к длинной черной машине, припаркованной неподалеку, и остановился возле заднего сиденья. Стекло опустилось.
– Все, – сказал Федор, досадуя, что приходится нагибаться, – заявления не будет.
– Ты уж прости, Федор Константинович, что дернули тебя.
– Сам виноват. Плох тот начальник, без которого подчиненные ничего решить не могут.
– Ладно, Феденька, не прибедняйся. Ты как, на колесах? Или подвезти?
– Не беспокойтесь.
– Ну добре. В выходные что делаешь? У меня чудесная
