домашней птицы, – гусей, уток и кур – то она шла в ход в зимнее время.
Охотничьи удачи младшенького вызывали два чувства: благодарности и раздражения. Мать, конечно, боялась, что Эрибу бродит по холмам в одиночестве (мало ли что может случиться на охоте), но с другой стороны радовалась – теперь будет чем сытно накормить своих мужчин, которые не страдали отсутствием аппетита. А братья недовольно ворчали, усматривая в действиях Эрибу своеволие и отлынивание от работы.
Младший, когда подрос, стал готовить глину на всех. А это был длительный и трудоемкий процесс. Сначала нужно накопать нужное количество глины. Здесь обычно помогали старшие братья. Но затем начинались «танцы» – требовалось босыми ногами тщательно размять глину и выбрать из нее мелкие камешки. Топтание на одном месте могло длиться не один день (ведь глины для гончарных изделий требовалось много), что для непоседливого Эрибу было горше любого наказания.
Был у Манну один секрет. Каким-то образом он выяснил, что чем дольше глина будет находиться во влажном состоянии, тем лучше. Поэтому он выдерживал глину на открытом воздухе в специальной яме, стены которой были сделаны из толстых досок. Весной и летом ее обжигали солнечные лучи, осенью обдували ветры и поливали дожди, зимой она замерзала и оттаивала при оттепели, и тогда в нее проникала талая вода. Но все это шло глине только на пользу.
Отец брал глину из этой ямы лишь тогда, когда ему приходили заказы от самого управляющего хальсумом – наместника Набу-шум-иш-куна. В таком случае он точно знал, что все будет исполнено в срок и с высоким качеством.
У каждого уважающего себя деревенского гончара были небольшие, личные ямы-копанцы (чаще всего потаенные), где добывали глину, пригодную для изготовления горшков. Манну не являлся исключением из общего правила. Ко всему прочему у отца Эрибу имелась одна заветная яма, очень глубокая и опасная для работы в ней, где находился пласт совершенно чудесной глины, из которой Манну ваял большие, причудливой формы горшки и вазы. Но добывать ее он не разрешал никому, сам все делал.
Высохшая глина отличалась от сырой более светлым тоном. Но при обжиге нередко еще и меняла свою окраску. Только белая глина оставалась такого же цвета. После обжига зеленая глина могла стать розовой, бурая – красной, а синяя и черная – белой. Это чудесное превращение, которое происходило с глиной и которое трудно было осмыслить, горшечники объясняли божьим промыслом…
Эрибу вдруг остановился, как вкопанный. Его ноздри раздулись, а черные глаза засверкали; юный охотник почуял близость желанной добычи. Впереди находилась небольшая полянка, покрытая густой зеленой травой, и оттуда явственно доносился запах свежего оленьего помета. Мальчик осторожно вышел на поляну и увидел, что она истоптана оленьими копытами. Судя по тому, что траву на полянке будто выкосили, там совсем недавно паслось небольшое оленье стадо.
Теперь дело оставалось за малым – пойти по его следам, да так, чтобы
