руки наполнены зернами ячменя! Мои руки наполнены жаром, лихорадкой, ознобом, мои руки наполнены проклятиями, сглазом! Мои руки наполнены мучениями, страданиями, болезнью, болью, грехами, проступками, преступлениями, пороками! Мои руки наполнены физическими и нравственными страданиями, чарами, приворотным зельем, колдовством и порчами. Подобно тому, как эти зерна сжигаются огнем, как сеятель не посеет их в поле, как они не прозябнут в бороздках и каналах, как они не врастут своими корнями в землю, как из них не поднимется никакой стебель, как они не увидят солнца, так пусть и порча не произрастет в сердце повелителя, ее корень не внедрится в его позвоночник, а стебель не пронзит его грудь! Пусть проклятие, порча, мучение, страдание, болезнь, боль, грех, проступок, преступление, порок и болезнь, которые таятся в его сердце, его плоти, его членах, сгорят, подобно этим семенам! В этот день да поглотит их пламенеющий Гирра[31], да снимет он порчу, и да будет жить царь Шаррукин в полном здравии до скончания века!
С этими словами лекарь бросил в жаровню две жмени ячменя, и над пылающими угольями поднялся легкий дымок. Осталось последнее – уничтожить в свою очередь огонь, который поглотил зерна ячменя, символизирующие чары. Таким образом, исчезнут всякие следы колдовства.
– Я, ашипу храма Ашшура, зажигаю уголья в жаровне и источаю избавление – я священный жрец Эа, посланец Мардука! Жаровню, которую я зажег, гашу, огонь, который развел, тушу, зерно, которое высыпал в огонь, измельчаю. Так же, как я погасил огонь, как измельчил зерно, которое рассыпал, пусть Син[32], который освобождает богов и людей, распутает завязанный им узел. Да откроется для Шаррукина закрытое сердце его бога и богини! Да будут изглажены его прегрешения, да будут они отпущены ему, да будут они ему прощены!
Шаррукин, очнувшийся после окончания действия млечного сока, но все еще пребывающий в легком забытьи, начал обильно потеть. Оставив его под присмотром своего главного помощника, асу, которого звали Накиду, лекарь решительно направился в покои главного евнуха – раб-ша-реми. Сокращенно его звали Шума. Но в основном за глаза. Шума был чересчур влиятельным вельможей, чтобы относиться к нему запанибрата. Он осуществлял надзор над кицир-шаррути – личной дружиной царя, его гвардией.
Кицир-шаррути состояла из профессиональных воинов на казенном обеспечении. Находясь в прямом подчинении Шаррукину, большая часть гвардейцев зук-шепе была расквартирована в Дур-Шаррукине – в экал-машарти, столичных казармах, которые назывались «Дворцом смотров». Личная дружина царя располагала всеми родами войск: конницей (питхаллу) числом тысяча человек, пехотой (шепе) порядка десяти тысяч человек, а также колесницами – наркабту. Пехота подразделялась на лучников – наш-касти, копейщиков – наш-азмару, щитоносцев и пращников.
В кицир-шаррути входило еще более элитное подразделение – ша-курбути, воины которого сопровождали не только самого Шаррукина, но и его жен,
Гирра, Гибил (
Син – бог луны, он всегда стоит впереди солнца; поэтому у семитских народов начало дня считалось с заходом солнца. Уже в древние времена Син признавался отцом Шамаша и Иштар. Он не имел над собой никакого судьи, считался производителем богов, людей и всех живых существ. Жители Междуречья считали, что он приносит людям право, закон и справедливость.
