к митрополиту: – Говорил я не раз, что из-за местнических споров кручина и вражда среди бояр, ни одно дело не проходит без ругани… Посадить Зюзина силой! – приказал Иван Васильевич стольникам.
Несколько дюжих молодцов внесли на ковре барахтающегося Зюзина. Он отбивался от них, тяжело дышал и отрывисто бросал ругательства Нагому, который шел рядом, любуясь позором соперника.
– Страдник, псаревич! – кричал Зюзин.
Когда его опустили, он быстро соскочил с ковра и растянулся на полу. Царь приподнялся со своего места и дал знак. Несколько человек подхватили Зюзина под мышки и поволокли его к столу, где уже сидел Нагой. К ослушнику подошли некоторые из бояр и стали уговаривать его не гневить государя. Но напрасно, Зюзин продолжал выкрикивать ругательства и отбивался от молодцов. Но вот уже двоим удалось схватить его за ноги и усадить на скамью рядом с Нагим. Но только отпустили, как он соскользнул вниз и из-под стола уже кричал:
– Не сидеть мне под Федькой псаренком! Великий государь, руби голову, а сидеть с ним в местниках не стану!
– Довольно, – приказал царь, – вывести его. А завтра мы о нем указ учиним.
Вывести Зюзина уже не представляло труда. Он сам шел, довольный, что не посрамил своего рода, не сел ниже Нагого.
Портрет царя
Рассказы современников о наружности Ивана IV отличаются разнообразием и даже противоречиями, потому что относятся к разным периодам его жизни. Англичанин Горсей говорит, что он был красивой и величественной наружности, с пригожими чертами лица, с высоким челом. Другой иностранец, Даниил из Бухова, передает, что он был очень высокого роста, тело имел полное, глаза большие, постоянно бегающие, все высматривающие. Но, когда Иван Грозный первый раз приехал из Александровской слободы, москвичи были поражены, что у него на голове и в бороде волосы почти все вылезли, и он сильно похудел и постарел.
Из послания Ивана Грозного Андрею Курбскому
«Так пойми же разницу между отшельничеством, монашеством, священничеством и царской властью. Разве достойно царя, если его бьют по щеке, подставлять другую! Это совершеннейшая заповедь. Как же царь сможет управлять царством, если допустит над собой бесчестие? А священникам подобает смирение. Пойми же поэтому разницу между царской и священнической властью! Даже у отрекшихся от мира встретишь многие тяжелые наказания, хотя и не смертную казнь. Насколько же суровее должна наказывать злодеев царская власть!»
И вся Москва спокойно спит,
Забыв волнение боязни.
А площадь в сумраке ночном
Стоит, полна вчерашней казни.
Мучений свежий след кругом:
Где труп, разрубленный с размаха,
Где столп, где вилы; там котлы
Остывшей полные смолы;
Здесь опрокинутая плаха;
Торчат железные зубцы,
С костями груды пепла тлеют,
На кольях, скорчась, мертвецы
Оцепенелые чернеют.
Митрополит
