фамилию, не удосужившись тогда запомнить имя и отчество. Светлана Семеновна Фетисова, сказал Дима Климов. Сорок семь лет. Разведена.
Она не смогла дойти от двухэтажного здания поликлиники до троллейбусной остановки. Из фраз, которыми перебрасывались опера из группы Сергиевского, Шатов понял, что Фетисова вышла из поликлиники в половину девятого. В двадцать тридцать. У нее была вторая смена.
Саня Балазанов, старший лейтенант и единственный из группы с кем у Шатова не было пока открытого столкновения, глубокомысленно рассмотрев труп, заявил, что врачица, по-видимому, отошла метров на пятьдесят от здания, кого-то увидела, испугалась и попыталась вернуться в поликлинику. Ее нагнали и ударили чем-то тяжелым по затылку. Ударили очень сильно и точно – хватило одного удара.
Климов при этом посмотрел на Шатова так, будто это Шатов убил женщину.
Сергиевский стоял в стороне, безучастно рассматривая все происходящее, поэтому был единственным, кто услышал тихую реплику Шатова.
– Что ты сказал? – переспросил майор.
– Его кто-то спугнул, – повторил Шатов чуть громче.
– О! – восхитился Климов. – Наш интеллектуал изволил сделать заключение!
– Господин Шатов сейчас еще скажут нам, где прячется злоумышленник! – подхватил Балазанов.
Оба подошли к Шатову.
Шатов демонстративно смотрел мимо них, на Сергиевского. Это все ерунда. Эти подколки ничего не значили. Эти подколки – мелочь, по сравнению с тем, что творится в душе у Шатова. Ерунда. Чушь. Мелочь…
– С чего ты взял? – не оборачиваясь спросил Сергиевский.
– Он даже не оттащил ее с дорожки. Чуть в сторону ее отодвинуть – и все, неделю бы искали.
– Пока не завонялась бы, – вставил Климов.
Балазанов хмыкнул.
– А ее нашли минут через пятнадцать после убийства, – сказал Сергиевский. – И сразу же позвонили по ноль-два. И клянутся, что никого возле тела не видели.
– Выходит, что какой-то сознательный прохожий заметил процесс, сдрейфил и убыл в неизвестном направлении… – подвел итог Балазанов. – А мы снова имеем труп.
– И этого засранца, – добавил Климов, с интересом глянув на Шатова.
Похоже, они поспорили, на ком первом сорвется Шатов. Фиг вам, подумал Шатов, не дождетесь.
– Поехали, – майор оглянулся на поликлинику, из которой как раз появился еще один опер, старлей, которого все звали Рыжим.
– Что там? – спросил Рыжего Климов.
– Наша дама.
– Письмо? Записка?
– Он записан к ней на прием. На восемнадцать двадцать.
– Приболел, значит… – усмехнулся Климов.
Шатов, скрипнув зубами, отвернулся и пошел к микроавтобусу.
– Рыжий, останешься здесь, – приказал Сергиевский, – всех опросишь – там в регистратуре, на входе.
– Понял…
– Не слышу энтузиазма.
–
