Солдаты, стоявшие рядом с ней, видели, как это произошло, и бросились на землю. Священник упал – от ударной волны или от ран.
Дождь мешался с кровью на лице учителя и, стекая вниз, пятнал рубаху розовым. Шбаланке больше ничего не видел. Боль усилилась и стала такой острой, что он скорчился в грязи, поджимая колени к груди. Что-то происходило. Должно было происходить, потому что никогда еще он не чувствовал такого страха. Он знал, что умрет. Проклятые древние боги привели его сюда на смерть.
Он едва услышал приказ отвести его к школе вместе с учителем. Почему-то тот факт, что офицер даже не удосужился допросить его, показался юноше самым худшим унижением.
Шбаланке стоял, прижимаясь спиной к уже покрытой выбоинами от пуль стене, и его колотило. Солдаты оставили их и отошли прочь, подальше от линии огня. Боль накатывала волнами, изгоняя страх, изгоняя все, кроме невыносимой муки, терзавшей его тело. Он посмотрел сквозь шеренгу солдат, готовившихся к расстрелу, на радугу, которая расцвела между яркими малахитово зелеными горами – вот и солнце выглянуло. Учитель похлопал его по плечу.
– Тебе плохо?
Юноша молчал, пытаясь собраться с силами и не рухнуть наземь.
– Видишь, у бога тоже есть чувство юмора. – Этот ненормальный улыбнулся ему, как плачущему ребенку.
У него нашлись ругательства на языке, который был ему неизвестен до того сна о Шибальбе.
– Мы умираем за наш народ. – Учитель гордо вскинул голову и взглянул прямо в дула ружей, которые нацелили на них.
– Нет. Хватит!
Шбаланке бросился на ружья в тот самый миг, когда они выстрелили. От его рывка учителя бросило на колени. Уже в движении Шбаланке какой-то крошечной частью своего мозга отметил, что страшная боль прошла. Когда пули понеслись навстречу своей цели, он почувствовал себе таким сильным, таким могущественным, каким не чувствовал себя никогда.
Пули ударили в него.
Мгновение он подождал наступления неотвратимой боли и окончательной темноты. Ничего не произошло. Юноша посмотрел на солдат; те таращились на него дикими глазами. Затем часть из них побросали оружие и побежали. Немногие остались на своих местах и продолжали палить, глядя на лейтенанта, который медленно пятился к грузовику и звал Фернандеса.
Подняв с земли камень, он что было силы запустил им в один из грузовиков. Булыжник попал в голову какому-то солдату, раздробил череп и забрызгал спасавшихся бегством людей кровью и мозгами, после чего отлетел к грузовику. Попадание в солдата несколько замедлило его скорость, он угодил в бензобак, и машина взлетела на воздух.
Шбаланке, который в этот момент несся на солдат, остановился и уставился на картину пожара. Охваченные огнем люди – те, что укрылись за грузовиком, – отчаянно кричали. Все напоминало эпизод из какого-нибудь американского фильма, которые он смотрел в городе. Но в фильмах не воняло бензином. И не пахло горящим брезентом и резиной, сквозь которые пробивалась резкая вонь горелой плоти. Юноша попятился.
