диагноз, для чего пришлось ехать в Лондон, а затем его подтвердили и нью-йоркские доктора. У нее оказалось редкое заболевание, поразившее нервную и мышечную ткань. Со временем должно было произойти полное разрушение легких и сердца. Симон не принял такого прогноза, а Марджори отреагировала на него стоически, старалась не жаловаться, проводила как можно больше времени – когда была в силах – со своим мужем и дочкой, а в промежутках отдыхала. Болезнь не сломила ее дух, но, как и предсказывали врачи, тело не устояло. К тому моменту, как Саше исполнилось семь, Марджори уже не вставала с постели, а в девять лет девочка лишилась матери. Симона, хотя его и предупреждали врачи, смерть жены повергла в оцепенение. Как и Сашу. Родители никак не готовили ее к этому неминуемому событию. И Саша, и Симон привыкли к тому, что Марджори живо интересуется всеми их делами и принимает участие в их жизни, даже будучи прикованной к постели. И внезапное осознание того, что ее больше нет, поразило их как молния и сблизило еще тесней. Теперь Саша стала занимать в жизни отца не менее важное место, чем его галерея.
Саша росла, вбирая в себя искусство во всех мыслимых формах. Она жила им, была поглощена без остатка и обожала всеми фибрами души. Так же как и отца. К Симону она испытывала не меньшую преданность, чем он к ней. Еще будучи ребенком, она знала о галерее, о выставленных в ней непростых, замысловатых полотнах ничуть не меньше, чем любой из работающих здесь специалистов. Порой Симону казалось, что эта маленькая девочка разбирается в живописи куда тоньше, чем все его сотрудники, вместе взятые. Единственное, что его тревожило (и он этого не скрывал), – это то, что Сашей все больше овладевала страсть к современному искусству и модерну. В особенности его бесила современная живопись, и он не стеснялся называть ее мусором и наедине с дочерью, и при посторонних. Любви и уважения достойны были только старые мастера, никто больше.
Как когда-то отец, Саша закончила Сорбонну и получила диплом магистра по специальности «история искусств». Это была ее своеобразная лицензия. После этого она выполнила данное матери обещание, поехала в Нью-Йорк и защитила диссертацию в Колумбийском университете. Потом два года отработала интерном в Метрополитен-музее, на чем ее образование можно было считать завершенным. Все эти годы она часто наведывалась в Париж, иногда просто на выходные, а Симон при каждой возможности навещал ее в Нью-Йорке. Заодно он виделся со своими клиентами, ходил по американским музеям, посещал коллекционеров. Он не мог жить без дочери и использовал для встречи каждый повод. Больше всего на свете он хотел, чтобы Саша вернулась домой. Все годы, что она жила в Нью-Йорке, Симон проявлял повышенную раздражительность и нетерпимость к окружающим.
Но чего Симон совсем не ожидал, так это появления в жизни дочери Артура Бордмана. Саша познакомилась с Артуром в первые дни своей аспирантуры в Колумбийском университете. Ей тогда было двадцать два. Не вняв протестам отца,
