Ренн оцепенело смотрели им вслед. Наконец Буш рассмеялся и сказал:
– Вот это да! Как тебе нравится?
Ренн заметил:
– Ты знаешь, Эрни, мне показалось, будто между ними вспыхнул электрический заряд, вроде вольтовой дуги. И соединил их.
Буш помотал головой. Он был художественной натурой, и у него возникли другие ассоциации:
– Ты видел в Париже полотна Марка Шагала? Помнишь, на одном из них изображен полет влюбленной пары? Вот, по-моему, Михаил и Мария пролетают сейчас, взявшись за руки, над Берлином.
…Мария. Постоянно светящаяся радостью, полная обаяния и отваги, его спутница умела мгновенно входить в контакт с любым, даже самым угрюмым человеком. Она превосходно знала свойства характера горняков, специфику их бытового уклада и традиций. Она владела молодежным сленгом, хорошо разбиралась в тактике повседневной борьбы комсомольцев. Она чувствовала себя свободно в любой ситуации».
Михаил и Мария объехали вместе несколько городов, и симпатия между ними все больше крепла. Но никто из них не позволял себе ни единого нежного слова, ни единого жеста до того самого дня, когда настала пора возвращаться в Берлин.
И вот тогда Мария решилась:
– У меня есть предложение, Мих-Кольц. Секретное. Если ты сочтешь его неприемлемым для себя, то очень прошу навсегда забыть, что оно поступало. Договорились?… Есть у меня подруга или, вернее сказать, однокурсница по университету. Судьба у нее сложилась необычно. Она внезапно стала богатой владелицей хутора.
– Классовый враг?
– Почти. Но она – хороший классовый враг, очень добрый, приветливый и симпатичный. И вот я подумала: почему бы не сделать нам передышку и не побывать у нее на хуторе? Там удивительная тишина, чудесный ландшафт, чистый воздух, вкусное молоко… Или у тебя нет не времени, ни желания?
Он медленно ответил:
– Мне хочется вдохнуть чистого воздуха, побыть в тишине и выпить стакан вкусного молока…
– Значит, билеты на Берлин не заказывать?! – ликуя, спросила она.
…Рената, подруга Марии, приняла гостей как родных. Не расспрашивала Марию о ее спутнике, не проявляла интереса к их отношениям.
Мария и Кольцов бродили по окрестностям. Стояла чудесная погода. Запахи свежескошенной травы опьяняли. Кольцов любовался Марией, радовался ее смеху, такому же звонкому и ясному, какой была она сама.
Михаил Ефимович сказал:
– А знаешь, мне сказали про тебя, что ты – человек митингов и баррикад и вообще романтик революции.
– Господи! – воскликнула Мария. – Неужели я создаю такое впечатление? Это ложное представление, Мих-Кольц, уверяю тебя… Нет ничего дальше от истины… Хочешь, сделаю тебе признание? Я очень верю тебе. Как никому в мире… Так вот, может, это и стыдно, но скажу правду о себе. Моя мечта, самая огромная, самая сильная, буквально всепоглощающая, с давних пор, а сейчас особенно, – это нарожать
