великую княгиню Ольгу. О дружине этой давным-давно позабыли в Киеве, что впоследствии могло сыграть роль, которую трудно будет переоценить.
Посадник это понимал, а потому и не стал спорить. Через три дня обе новгородские дружины выступили на Полоцк под стягом новгородского князя Владимира.
Полоцк не имел серьезных укреплений, поскольку его владыка не предполагал нападений ни с какой стороны. Невысокий земляной вал со старыми деревянными башнями был преодолен с ходу. Оставив новгородцам город для грабежа, Владимир ударил по детинцу, ворвался в него и пошел прямо на княжеский дворец. Тоже деревянный и тоже скверно укрепленный.
За ним шла его личная охрана, за левым плечом – Ладимир и богатыри, вмиг изрубившие всех, при ком было оружие. Владимир отчетливо представлял себе примитивный план дворца Рогволода. Прямо наверняка располагалась тронная палата. И именно там должна была находиться его обидчица.
Дверь оказалась закрытой на засов. Владимир навалился на нее, сзади поднажал кто-то из его богатырей, двери рухнули, и новгородский князь вошел в залу. Два стражника одновременно бросились навстречу, мешая друг другу. Владимир легко уклонился от меча, следовавшие за ним богатыри тут же повязали последних защитников полоцкого князя, и князь новгородский увидел перед собою статную и очень юную девушку с коротким мечом, который она держала перед собой двумя руками. Гнев, страх и ярость смешались в ее взгляде, невероятной радугой отражаясь в широко распахнутых глазах, а яркий румянец, вспыхнувший на щеках, делал ее наивно-отчаянной и прекрасной в этом отчаянии.
– Рогнеда?
Девушка молча бросилась на него. Владимир отпрянул, развернул ее и крепко прижал к себе.
– Хороша, – сказал он. – Чудо как хороша. Жаль, что придется тебя обидеть.
Из рук девушки выпал меч, глухо ударился о шкуры, которые устилали пол залы. И тотчас же с княжеского места поднялся ее отец, князь Рогволод:
– Ты будешь драться со мной!
– Привязать князя и княгиню к их креслам! – приказал Владимир.
Он действовал совсем как его отец, когда-то изнасиловавший Малушу на глазах челяди. Таков был обычай раннего Средневековья. Этим противнику наносилось тяжелейшее и несмываемое оскорбление.
Ладимир сказал осторожно:
– Не надо бы, великий князь…
– Надо! – по-отцовски рявкнул Владимир, заваливая девушку на покрытый шкурами пол.
До конца жизни Рогнеда ненавидела его за великий позор, который она приняла тогда от него. Владимир неспешно и по-своему даже очень нежно насиловал ее на глазах родителей, в душе, впрочем, глубоко сожалея, что ему приходится поступать именно так. Но этого требовал варяжский кодекс чести, нарушить который он не мог. И всю жизнь Владимир любил ее больше, чем всех своих жен и многочисленных любовниц. И Рогнеда всю жизнь любила только его. Сквозь ненависть и отчаяние, сквозь прилюдный позор и душевные муки. Он был и остался первым и единственным мужчиной в ее жизни.
Наконец
