Леонид?
– Шурка без него может отказаться.
– Ну и чёрт с ним, посидим вдвоём. Мне тебе надо многое рассказать.
– Настя! В отличие от тебя, я не фригидная эгоистка. Я с Шурой трахаться хочу!
Мила заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих её дам в консервативной редакции технического издательства, выпускающего нудные журналы о физике и математике.
Мне стало жалко Милу. Она не могла привести Шуру к себе домой. Там, как и у нас с мамой, тоже две комнаты, активнейшая мать, и ещё пятилетний сын Милы, Вовочка.
– Ладно, часам к семи подгребай со всей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол – как новоселье, и поминки по моей любимой Кате.
– Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!
Пока я не поступила, с подачи Кати, в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России, это моя мамочка. Но после посещения квартиры Милы, поняла, насколько ошибалась.
При обсуждении качества купленного мяса, Милина мама, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели, долбящей в стену.
Мила тоже не особо сдерживалась при изложении своих мыслей. Иногда ей удавалось говорить тихо, происходило это на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай Бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.
Она говорила уверенно, рубила рукой воздух, и потряхивала головой с пушистыми русыми волосами. Перебивающих вопросов преподавателя она просто не слышала и излагала выученный, а иногда даже и понятый, материал до конца. Не справляясь со звуковым напором, гудели оконные стёкла аудитории и дрожали входные двери.
Одногрупникам не приходилось переспрашивать на какой вопрос ей пришлось отвечать – не услышать её ответ могли только прохожие на другой стороне улицы. Остановить Милу можно было придвинув к ней зачётку с вожделенной четвёркой. При тройке Мила впадала в праведный гнев, и тихо орала, что бы ей задали дополнительный вопрос. Опытные преподаватели при её ответах выходили в коридор покурить.
При таких качествах в ней должно было быть не меньше центнера веса, как в её громкоголосой матери, но Мила весила от силы пятьдесят килограммов, в чём я ей искренне завидовала.
Перенеся в ванную остальные цветочные горшки, я выстроила их на дне треугольной «джакузи». Цветы стояли зелёным тёплым оазисом на газетном островке внутри белой ванны.
Это была самая необычная азартная игра. Я конвейерным способом опрокидывала землю из горшков, запускала пальцы, и разминала комки почвы, стараясь нащупать инородный предмет.
В корнях третьего растения, рогатого кактуса, была пачка по сто долларов. Я наспех вскрыла пачку, убедилась, что банковская упаковка не повреждена – а значит, здесь сто купюр, отложила деньги на стиральную
