тут многие гостиницы такие, – отозвалась я, не поднимая голову с подушки. – Хотя в последний раз мы останавливались в классном отеле, недалеко от Рыночной площади.
– Голова не проходит, да? – с сочувствием посмотрела на меня подруга. – Может, шоколадку хочешь?
– Ой, нет, на шоколад я уже смотреть не могу! – призналась я.
– Ты? – удивленно вскинула брови Таня. – Вот уж не поверю! Таких сладкоежек как Екатерина Васнецова в мире человек семь, от силы восемь…
– Сегодня ночью я превысила свой лимит! – тихонько рассмеялась я, и висок снова пронзила острая боль. – Ох…
– Это у тебя по нервам, сто пудов! – решила Таня. – Вот ведь стервы! Еще претензии высказывают: как это ты посмела помешать им рыться в чужих вещах! Кать, а может твоя мама права, нужно заявить на них?
– Куда? Ты же сама сказала: у нас нет никаких доказательств. В полиции нас и слушать не станут! – измученным голосом ответила я. – А предупреждать сотрудников гостиницы? Зачем? Они же, на самом деле, никакие не воровки…
– То есть? – опешила Таня. – Ты же своими глазами видела, как они…
– Искали свой пакет в вещах мамы! – перебила я подружку. – В том-то и дело, им свое нужно, не чужое.
– А ты не думаешь…
Закончить Таня не успела. Из ванны вылетела мама, замотанная в огромное белое полотенце. Она передвигалась какими-то странными прыжками и со стороны была похожа на кенгуру…
– Ой, какой пол холодный! – взвизгнула она, забравшись на соседнюю кровать. – Катька, ты забыла тапочки!
– А разве здесь их нет? – несказанно удивилась я.
– Нет! Ни тапочек, ни халата! – пожаловалась она, быстро натягивая на себя кофту.
– Ой, я же маме забыла сообщение отправить! – спохватилась Таня.
– Давай, отправляй, а то она наверняка волнуется! – кивнула моя мама и полезла в сумочку за косметичкой. – Так, Катерина, ты все еще страдаешь? Бегом в ванную!
– Мам, не могу…
– Через не могу! Примешь душ, сразу станет лучше! Давай, без лишних споров!
Через полчаса мы уже сидели в уютном кафе. После душа мне действительно стало немного лучше: боль в виске не прошла, но она была уже не такой острой. Мама с Таней пили кофе и уплетали булочки с корицей, а я смотрела в окно… В центре небольшой, занесенной снегом площади, стояла симпатичная елочка. Живая, прямо в огромном – размером с бочку – горшке!
Я хорошо знаю эту площадь. Летом она вся заполнена шумными уличными кафе, на месте, где сейчас мерцает огоньками елочка, бьет фонтан, а вокруг него летают наглые чайки, пытаясь получить кусочек хлеба от одного из отдыхающих… Сколько раз мы с мамой отдыхали в Хельсинки, а зимой – впервые!
– Катя, почему ничего не ешь? – прервала мои размышления мама. – Давай, через силу! И кофе пей, пока он горячий!
Я вздохнула и начала медленно
