повываливались, когда меня на «мерсе» увидали. Для закрепления материала пришлось даже переночевать в родительском доме. Теперь у нас «всё как у людей».
– Так ты, получается, москвичка? – удивился Оливин.
– Самая что ни на есть коренная, – усмехнулась Монахова. – Чуть ли не в десятом колене.
– А зачем тогда в пригороде живёшь, да ещё на съемной квартире?
– Что ж мне, до пенсии с родителями жить? К тому же в эпоху моего и родительского переходного возраста у нас имелись, ну так скажем, некоторые разногласия. Папа и мама проработали всю жизнь инженерами на каком-то карьере с единственной записью в трудовой книжке, чем жутко гордились. Поэтому мои метания вызывали у них оторопь, раздражение и панику. Теперь мы все повзрослели, стало полегче. Правда, с десяток полезных советов за ночь я всё же получила. Ну там – пора замуж, пора рожать и всё такое. С консалтингом в отчем доме по-прежнему порядок.
– Оказывается, я ничего о тебе не знаю, – признался Оливин.
– Мужчинам свойственно. Недавно читала результаты одного психологического исследования. Там сказано, что мужчину в отношении с женщиной по-настоящему волнует лишь один вопрос – сколько у неё было до него партнеров…
Оливин вновь помрачнел. Он опять вспомнил, почему не находил себе места и не спал всю ночь.
«А Вас, Мария Александровна, я попрошу остаться».
Фраза Маммона не выходила из головы. Картинка того, чем он и Маша могли заниматься, оставшись наедине в кабинете, была слишком вызывающей. Он прекрасно помнил тот огромный совещательный стол, мягкое, похожее на трон, кресло председателя Ассоциации, удобный угловой диван и спрятанную за стеной душевую кабину. Он помнил, потому что сам проводил там несколько пылких совещаний с женой Маммона – Лилит. Однако то, что принято прощать себе, не прощается никому другому.
– Я всё понимаю, – сказала вдруг девушка, поцеловав его в щеку. – Прости.
Оливин было испугался прозрачности своих мыслей, но напрасно.
– Прости, что не предупредила. Даже не думала, что ты будешь волноваться. У нас же график. У тебя тренировки. У меня театральная студия. Вчерашние вечер и ночь – это ж совсем не по графику. Опять же конспирация…
– Да ну тебя, – Оливин усмехнулся.
– Ну вот, совсем другое дело, – обрадовалась Монахова. – Надо собраться. У нас важный тренинг.
Оба сделали несколько шагов вперёд и внезапно уткнулись в дверь с надписью «конференц-зал». За дверью было подозрительно тихо.
– Ого, похоже, нас ждут, – предположил Оливий.
– Поджидают, – поправила Махаллат, принюхиваясь к окружающему пространству словно дикий зверь.
– Что чуешь? – спросил Оливий.
– Чую опасность. Там за дверью наш злейший враг – Ариэль…
– Какой ещё Ариэль?
– Скоро увидишь…
– Меня зовут Ариэль. Вы меня прекрасно знаете. Родители всю жизнь трудились на заводе. Родители родителей тоже. Когда-то подобное с гордостью называлось «рабочая
