приступами острой рези. Похоже, после нескольких дней голодовки закинутая внутрь порция показалась желудку до обидного маленькой.
А потом про пленника забыли почти на двое суток. Когда дверь открылась снова, Олег лежал на полу уже в полубеспамятстве, воспринимая окружающий мир через пелену отрешения, словно бредовый сон. Во рту пересохло, язык совсем не шевелился. Увидев над собой лицо с тонкими усиками, Середин усмехнулся. Он различал шевеление губ, догадывался, что у него опять пытаются что-то вызнать, но смысл слов совершенно не воспринимал.
«Так вам и надо, – скорее подумал, чем ответил он. – Сдохну, и ничего вы от меня не узнаете».
– Тебе было велено его кормить, Шагар! – рявкнул на капустнолицего охотника Джайло-Манап. – Или ты каимский колдун и умеешь возвращать мертвых?
– Он крал моих зверей! Он вор и кулой! Почему я должен содержать кулоя?
– Он слуга ведьмы! Кто еще скажет, чего она хочет от наших женщин? Или ты согласен жить с овцами? Он почти сдох, от него воняет! – пнул Олега ногой старик. – Сделай так, чтобы он смог говорить, или отправишься жить к своим зверям. Твое упрямство губит весь наш род!
Недовольно ругаясь, охотник ушел, но вскоре вернулся с новой крынкой, присел возле пленника, влил ему в рот примерно пол-литра молока, потом за шиворот выволок наружу, начал раздевать. Налатник, естественно, так просто не снимался – Миргень-Шагар без колебаний распорол тонкие ремешки, что стягивали локти, сдернул меховую куртку, распорол вдоль штанин и содрал шаровары. Потом омыл тело пленника: выплеснул на Середина три ведра холодной, как лед, колодезной воды. Эта встряска полностью вернула Олега в разум. Он закрутил головой, попытался приподняться на локтях – но руки не то что не подчинялись, ведун их вообще не ощущал. Видел, что лежат по сторонам, но не мог шелохнуть даже пальцем.
– Мальго, Петран, – подманил к себе двух босоногих мальчишек охотник. – Соломы у юрт соберите, в ледник киньте. Я сейчас этого бродягу домою, так чтобы было куда положить.
На Олега обрушилось еще ведро воды, после чего охотник кинул сверху налатник и сари и куда-то ушел.
Вокруг, в поселке, тем временем продолжалась размеренная спокойная жизнь. Судя по многочисленным юртам, это был род каких-то кочевников. Несколько срубов означали, что здесь, в тихой долине, находилась зимовка племени. Сюда пригоняли стада, когда зима покрывала снегом высокогорные пастбища и неудобья. Сюда возвращались люди, здесь заготавливали на зиму сено, выращивали зерно и овощи, здесь забивали лишнюю скотину, чтобы не кормить ее голодными месяцами, здесь наполняли мясом и зерном ледники, погреба, лабазы и схроны. А весной, когда начинали зеленеть травой окрестные земли, кочевья расходились в стороны, оставляя возле пашен и опустевших складов десяток-другой работников. И так – до новой зимы.
– Вставай, – пнул его в ухо вернувшийся охотник. – Назад иди.
Середин не шелохнулся. Миргень-Шагар, помявшись рядом, за волосы
