до стенки. В это расстояние умещается ровно три его шага.
– Новый заказ, – напарник кивает в сторону экранов на панели управления. Мне не нужно даже смотреть туда, чтобы понять причину его гнева.
– Всё настолько плохо? – лучше бы не спрашивал.
– Они отправляют нас на Гизу! – его голос срывается. – С копеечным заказом, даже без перехватов! Прямым рейсом, Чейз! Восемь месяцев сраного космоса и мы заработаем меньше, чем за две предыдущих доставки.
Блэй наконец останавливается. Опустив голову, обхватывает руками шею.
– Какого хрена мы вечно получаем такое дерьмо?! – напарник резко опускает руки и поднимает на меня взгляд, полный отчаяния.
“Из-за меня, это всё из-за меня”, – думаю я, глядя в ярко-зёленые глаза. Не произнесу этого вслух: просто не могу. Потому что трус. Я боюсь, что узнав правду, Блэй уйдёт.
Мы летим уже пятый месяц и Блэю становится всё хуже. Я отвлекаю его, как могу, но почти без толку. Полчаса назад уговорил парня принять снотворное и лечь пораньше.
Как же я ненавижу себя в эти моменты. Достанься Блэю нормальный напарник, у него был бы шанс заработать на свою мечту. Но он заперт здесь, в этой консервной банке, падающей в бесконечной пустоте. Со мной.
Жуткий грохот со стороны каюты Блэя выдёргивает из навязчивых мыслей о собственной никчемности.
Несусь по коридору. Шум стоит невообразимый, но это не неполадки в системе – это мой друг, впустивший в себя темноту.
– Блэй, открой! Это я!!! – ору, дёргая за ручку двери, он она заперта изнутри. И человек по ту сторону меня сейчас не услышит.
Хватаюсь за поручень на потолке, подтягиваюсь и достаю припрятанную в нише вентиляционного короба монтировку. Начинаю взламывать дверь. Она поддается не сразу.
Под натиском инструмента дверь неохотно, с противным скрежетом, отъезжает в сторону. Вваливаюсь внутрь и удачно уворачиваюсь от летящего прямо в голову предмета. Похоже, Блэй оторвал кусок обшивки от стены…
В каюте темно: световая панель разбита. Подсвечивающийся снаружи иллюминатор давным-давно заварен железным листом в жалкой попытке скрыться от вездесущих глаз бесконечности. Лишь слабый свет из коридора разгоняет сумрак в небольшом пространстве.
С каждым годом приступы Блэя случаются чаще и становятся всё масштабнее. Не видя и не слыша меня сейчас, друг продолжает отрывать обшивку. По голым рукам из искромсанных ладоней струится кровь. Мне не нужен свет, чтобы заметить новые порезы на его груди и животе. Красные полосы пересекают старые тонкие шрамы, уже успевшие побледнеть, и ещё свежие, затянутые тонкой розовой кожей.
Из груди Блэя рвётся тяжёлое хриплое дыхание. Хватаю друга за запястья, отрывая его руки от смятого металла обшивки. Он вырывается, издав нечеловеческий вопль, но я держу крепко.
Смотрю в глаза напарника и не вижу привычного ярко-зелёного цвета радужки – её поглотила тьма. Вглядываюсь в чернильную бездну зрачков в надежде заметить проблеск узнавания.
