на пятом этаже, куда приходилось добираться уже по железной лестнице, в огромной единственной комнате, продуваемой сквозняками с пола и с крыши одновременно, до последнего дня ютилась Александра.
«Я обладала очень немногим, почти ничем… Но и это пришлось вдруг бросить, бежать!»
Она отошла от окна и остановилась посреди комнаты, оглядываясь в недоумении, будто впервые видя с давних пор знакомую обстановку. Стеллаж с книгами, шкаф, в котором Александра еще школьницей хранила свою одежду, письменный стол, исцарапанный тоже еще в школе, тахта… Ничего не изменилось, не исчезло и не прибавилось. Только потрепанная, набитая до отказа брезентовая сумка, с которой художница обычно путешествовала, стояла посреди комнаты и выглядела чем-то чужеродным, словно упавший с неба метеорит.
«Что же мне делать?» Александра задавала себе этот вопрос в сотый раз и бессильно останавливалась перед глухой стеной, отгородившей ее от любых решений. Она могла лишь сказать, чего НЕ сделает в самое ближайшее время. «Пока я не могу уехать, раз отец болен. Ничего не поделаешь, нужно остаться. Да и что бы это изменило, даже если бы я уехала на другой конец света? Ничего ровным счетом. Я все так же останусь главной подозреваемой в истории с убийством адвоката. И найти меня в любой стране мира ничего не стоит, ведь я буду пересекать границы, предъявляя паспорт. Что изменится оттого, задержат ли меня в Москве, в Вене или в Риме? Быть может, там мне придется даже труднее!»
«Трюфельный пес королевы Джованны! – повторила она, растирая ледяными пальцами вдруг занывший висок. – Только и всего! Найти его, чтобы спасти Риту. Неизвестно только, каким образом это ей поможет и как она вообще узнает, что я его нашла. Рита исчезла, как сквозь землю провалилась!»
Женщина взяла телефон и присела к столу. Придвинув стопку книг и прислонив к ним фотографию, она набрала номер. Ответ раздался, едва прозвучал второй гудок.
– Саша, это ты? – Высокий женский голос слегка вибрировал, как будто готовясь «дать петуха».
Александра невольно поморщилась, как всегда, когда слышала этот голос, хотя за годы общения с его обладательницей успела привыкнуть к режущему неприятному тембру.
– А я хотела тебе звонить! Перед праздниками столько хлопот! Вот что, нет ли у тебя хорошего подарка для одного милого человека, для моей подруги, у нее юбилей…
– Марина, я…
– Сошла бы практичная вещь, в хорошем состоянии, потолок – долларов четыреста. – Собеседница не слушала, целиком поглощенная своей заботой. – Ну, пусть пятьсот. Больше я не могу выделить на подарок. Это может быть серебряная сухарница, или небольшой молочник, или поднос, на худой конец. Что-нибудь ординарное, но приятное, изящное. Можно не серебро, а глубокое серебрение. Она все равно не разбирается. Не Реньяра же ей дарить, в самом деле!
В трубке послышался визгливый смех, и Александра снова
