знает лучше тебя.
Маленький человек с сознанием своего достоинства встал и вытянулся, чтобы концом руки достать ухо своего противника, потому что, по-видимому, хотел отомстить ему ударом; но увидев, что его усилие бесплодно, он начал браниться (правда, и другие не оставались у него в долгу), так что палатка задрожала от их спора. Вдруг дверь палатки растворилась и вошел высокий, статный человек, молодой и прекрасный, как персидский принц. Его одежда и оружие, кроме богато украшенного кинжала и блестящей сабли, было скромно и просто, но его строгий взор, вся его наружность внушали уважение, не возбуждая страха.
– Кто это смеет затевать спор в моей палатке? – крикнул он перепугавшимся разбойникам.
Некоторое время в палатке царила глубокая тишина. Наконец один из тех, которые привели Мустафу, рассказал, как это произошло. Тогда лицо атамана, казалось, покраснело от гнева.
– Когда это я сажал тебя на свое место, презренный Гассан? – страшным голосом крикнул он.
Карлик съежился от страха, так что стал казаться еще гораздо меньше, чем прежде, и скользнул к двери палатки. Достаточно было одного удара ногою, чтобы он большим странным прыжком вылетел за дверь.
Когда карлик исчез, три человека подвели Мустафу к хозяину палатки, который между тем лег на подушки.
– Вот мы привели того, кого ты приказал нам поймать.
Атаман долго смотрел на пойманного и затем сказал:
– Зулиейкский паша! Твоя собственная совесть скажет тебе, почему ты стоишь перед Орбазаном.
Услыхав это, мой брат бросился перед ним на колени и отвечал:
– Господин! Ты, кажется, ошибаешься. Я бедный неудачник, а не паша, которого ты ищешь!
Все в палатке были изумлены этой речью. Но хозяин сказал:
– Тебе мало может помочь твое притворство, потому что я приведу к тебе людей, которые хорошо знают тебя.
Он велел привести Зулейму. В палатку привели старую женщину, которая на вопрос, не узнает ли она в моем брате зулиейкского пашу, отвечала:
– Конечно! Клянусь могилой Пророка, это паша, а никто другой.
– Видишь, негодный, как не удалась твоя малодушная хитрость? – гневно заговорил атаман. – Ты для меня слишком жалок, чтобы я испачкал твоей кровью свой хороший кинжал; но завтра, когда взойдет солнце, я привяжу тебя к хвосту своего коня и буду скакать с тобой по лесам, до тех пор, пока оно не скроется за холмы Зулиейка!
Тогда мой бедный брат упал духом.
– Это проклятие моего жестокого отца подвергает меня позорной смерти! – воскликнул он плача. – И ты погибла, милая сестра, и ты, Зораида!
– Твое притворство не поможет тебе, – сказал один из разбойников, связывая ему за спину руки. – Убирайся из палатки, потому что атаман кусает себе губы и посматривает на свой кинжал. Если ты хочешь прожить еще одну ночь, то уходи!
Когда
