когда тот, как бес, поучает священника: «Что Вы все никак не успокоитесь? Отслужили полтора-два часа – и ловите себе целый день рыбку на берегу. Вот и святой ваш, Симеон Верхотурский, тоже ведь любил так время проводить» (конечно, уполномоченный не может знать о внутренней жизни отца Григория, но его пастырская забота о пасомых хорошо ему известна).
Мы все понимаем, что время – это, как говорится, деньги вечности. На время, данное нам на земле, мы должны приобрести вечность. И «за всякое слово праздное (то есть, за всякое праздное мгновение своей жизни) даст человек ответ в день суда». Мы должны жить «искупующе время, яко дни лукави суть». Но кто может вынести такое напряжение? Игумен Никон (Воробьев) говорит, чтобы мы хоть раз в час, кто сколько может вместить, вспоминали по-настоящему о Боге. Но кто может достигнуть такой отдачи всей своей жизни, всего себя («отдай кровь и приими Дух»), чтобы до капли крови, до биения сердца, с дыханием своим соединяя имя Иисусово, как говорят святые отцы, жить всю свою жизнь.
В этом необычном «часовом богословии» отца Григория присутствует, на самом деле, древняя духовная традиция, которую можно проследить в современном богослужении: в первый, третий, шестой и девятый часы дня монахи должны были читать установленные для этого времени молитвы. При этом надо иметь в виду, что каждый час имеет свой глубокий смысл, связанный с тайной нашего спасения. И отец Григорий выделяет «ответственные моменты священника: при совершении исповеди, при личном причащении и потреблении Святых Даров, при даче святого Креста». Весь ежечасный молитвенный подвиг нужен отцу Григорию прежде всего для того, чтобы достойно совершать свое священническое служение. Он прежде всего – священник, стоящий перед Престолом Божиим спиной к пастве. Он молится Богу, чтобы благодать сошла к нам с Небес, он приносит жертвенное приношение, будучи сам жертвой. Он весь устремлен к Богу, он должен достигнуть единства с Богом. И только тогда, когда Божественная благодать касается его в этом таинстве, он может повернуться лицом к народу, чтобы передать людям то, что он получил от Бога. Иначе ему нечего будет сказать людям и ему некуда будет их вести. И вообще, как он без этого сможет смотреть им в лицо?
И затем он должен видеть людей, к которым повернулся лицом, и заботиться о том, чтобы они были готовы к принятию того, что Бог вручил ему – да не в суд или во осуждение кто-нибудь из них примет дар Господень.
От священника не требуется, чтобы он был обаятельный собеседник, и еще менее— чтобы он был блестящим оратором или специалистом в какой бы то ни было области. Потому что таких людей можно найти в другом месте. От священника ждут то, что только один священник может дать – Тело Христово, ломимое во оставление наших грехов, и любовь, которая придает смысл всем человеческим страданиям и самой смерти. И пусть он вопиет об этом. Всею своею жизнью, до последнего отданной Христу.
Нам нужны пророки любви, насущно, неотложно. Церковь должна исцелить вдову и сироту, миллионы вдов и сирот, чтобы
