раскрыв глаза, он стал выслеживать Брэма на том же месте, где незадолго перед этим промчались и волки. А затем вдруг произошло разочарование. Оно было ужасно. Обманчивые звуки Баррена сыграли с Филиппом неожиданную шутку – и в то время, как он во все глаза вглядывался в далеко расстилавшуюся перед ним равнину, сам Брэм своей собственной персоной вдруг появился перед ним у опушки всего только в каких-нибудь двадцати шагах.
Филипп едва сдержал крик, готовый уже сорваться с его губ, как в этот самый момент Брэм вдруг сразу остановился и, весь на свету от звезд, стал громко кричать своим волкам. Покричал – и стал прислушиваться. Это был не человек, а гигант. «Чудовище», – подумал Филипп. Возможно, что неверный свет ночи увеличивал в его глазах его размеры. На плечи у него спускалась целая копна нечесаных волос, точно морская трава. Борода у него была короткая и густая, и в один момент Филипп увидел его блестевшие глаза, как у кошки. Он увидел также и его лицо. Это было страшное лицо с пронзительным взглядом – лицо существа, которое охотилось само и сознавало, что охотились и на него. Это был получеловек-полузверь. Филипп знал, что никогда не забудет этого лица, его дикого выражения и того страшного одиночества и отчужденности от всего мира, которые светились в его устремленных вдаль глазах. Никогда он не забудет также и того тяжкого дыхания, которое так шумно вырывалось из груди этого человека.
Филипп сознавал, что нужно было действовать как можно скорее. Он выступил вперед из тени, и его пальцы крепко сжали рукоятку револьвера.
Брэм мог бы его увидеть, но в эту самую минуту он запрокинул голову назад и закричал таким криком, какого Филипп не слышал раньше никогда ни от животного, ни от человека. Он начался где-то глубоко в его груди, загремел, как барабан, и закончился тонким, визжащим звуком, который можно было бы услышать за целые мили кругом, – так хозяин звал свою свору назад, так человек-зверь кликал к себе обратно своих собратьев. Возможно, что еще раньше, чем Брэм так закричал, какой-то сверхинстинкт подсказал ему, что его подстерегает опасность, которой он не замечает. Крик сразу оборвался. Он закончился каким-то странным шипеньем, точно шум пара, вырывавшегося из котла. И прежде чем Филипп мог собраться с силами и прийти в себя, Брэм уже побежал далее, и пограничник мог услышать его странный, почти сумасшедший хохот, который он не забудет уже никогда в жизни и который всегда будет вызывать в нем дрожь.
Не двигаясь с места, Филипп закричал ему вслед:
– Брэм! Брэм Джонсон! Именем закона и короля! Остановитесь!
Это была еще старинная формула с его величеством и законом, которая ровно ничего не значила на Дальнем Севере. Брэм услышал ее. Но не остановился. Он побежал еще скорее, и Филипп снова закричал ему вслед:
– Брэм!.. Брэм Джонсон!
Смех повторился опять. В нем было столько презрения и столько высокомерия, точно он смеялся именно над Филиппом.
Филипп приподнял
