бутылку коньяку и налил полную рюмку. Жизнь еще повернется к нему лицом. Еще чуть-чуть терпения…
7
За оставшиеся дни они с мамой переделали кучу дел. Вычистили до блеска квартиру, даже окна на зиму вымыли, сходили на рынок и накупили резинистых на ощупь капустных кочанов, твердой, покрытой слоем черной грязи моркови, румяных осенних яблок и сочных груш и даже не пожалели денег на лукошко крепеньких белых и подосиновиков, которые продавал разговорчивый старичок. А потом весь день без устали терли морковь, резали кочаны, квасили капусту, наполнив бачок из нержавейки, который с прошлой зимы хранился на антресолях. Из яблок и груш наварили компотов и варенья, а грибочки засолили и закатали в банки. Будет с чем Новый год встретить!
После трудов праведных оба почти без сил опустились на диван.
– Больше никаких консервов! – заявил Сашка.
– Да уж! – Ольга устало улыбнулась. – На наш век хватит… Тем более мы с тобой вдвоем остались, нам много и не надо.
Ну вот. Кто о чем, а она об отце. Сашку аж зло брало. А с другой стороны, хотел бы он, чтобы Лиля любила его так, как мама любит папу. Несмотря на то что весь последний год тот вел себя как свинья. Несмотря на то что он их бросил.
Вот и сейчас она уставилась себе под ноги, на узоры старенького ковра, будто он представляет собой бог весть какой шедевр.
– Мам, а можно посмотреть твои рисунки? – спросил Сашка скорее для того, чтобы ее отвлечь.
– Что? – Оля вздрогнула, и Сашке вновь стало страшно – такой хрупкой она была, такой беззащитной. – Ах да, рисунки…
Она встала, подошла к шкафу и вытащила оттуда пухлую, потрепанную и засаленную папку.
– Вот. – Она бережно положила сокровище на колени сыну.
Он развязал тесемки.
Всякий раз, когда Санька смотрел мамины рисунки, его охватывал трепет. Нет, он вовсе не отличался какой-то особой чувствительностью, но то, что мама – его собственная обычная, домашняя мама – могла так рисовать, его удивляло.
Новых рисунков в папке не прибавлялось лет десять, а то и больше. Санек, например, ни разу не видел, чтобы Ольга взялась за карандаш. Да и трудно уже представить в ее руках карандаш – скорее половую тряпку, мясорубку, даже выбивалку для ковров, которой она по старинке пользовалась до сих пор.
Сашка открыл папку, а Ольга села рядом, на самый краешек дивана.
Вот первый, старый-старый набросок – из тех, с которым она приехала в Суриковку: небольшой чуть скособоченный дом, скамейка в зарослях сирени… Все это – словно кусочек настоящей жизни, простой, непритязательной и вместе с тем заманчивой, живой. Кажется, вот-вот качнется тяжелая ветка, а если принюхаешься, уловишь пьяняще-сладкий аромат цветов.
Бабушкин дом…
– Мы на этой скамейке с подружкой сидеть любили… – Ольга задумчиво улыбнулась, вспоминая о чем-то хорошем. – Каждый вечер нас домой загоняют, а мы сидим, никак наболтаться не можем… А еще хорошо было, когда светлячков ловили. Они
