У меня там еще двое холопов с лошадьми заняты.
– Я велю, их покормят, – кивнула хозяйка, окинула взглядом угощение и повернула голову к дверям в сени: – Меланья! Меда хмельного принеси! Как же мужи – и без хмельного? Гостям можно.
– Мы ненадолго, хозяюшка, – предупредил Зверев. – До темноты время еще осталось, верст десять успеем проехать. Мне бы теперь к Великим Лукам как-то выбраться. Отсюда прямая дорога есть? А то к Дорогобужу возвращаться не хочется. До него двадцать верст, потом опять на север столько же. Полный день, считай, потеряю.
– И думать не думай, княже, – решительно мотнула головой Лукерья Ферапонтовна. – Куда тут ехать? В лесу дремучем ночевать? Дорога отсель до Великих Лук малоезженая, постоялых дворов почитай что и нет. Рази на Меже вроде был, у самолета [2]. Ак Дорогобужу засветло всяко не поспеете.
– Есть, значит, короткая дорога? – обрадовался Андрей.
– Да уж не через Москву катаемся, княже, – усмехнулась женщина. – Коли от нас ехать, за Вержей развилка будет. Самая левая дорога заросла, она к наволоку ведет, а из двух других по левой надобно отворачивать, которая хуже нахожена. Самая заметная к усадьбе благодетеля нашего ведет, боярина Сафонова. Дальше по плохой дороге поскачете – опять развилка будет. Которая лучше раскатана – то к Дорогобужу, а которая хуже – как раз на север, к Шайтару и Сколоте. И дальше аккурат до Великих Лук. Да там, в деревнях, и спросить можно. Селений меж трактами не много, однако же и там люди живут. Однако я все болтаю да болтаю. Простите Христа ради. Садитесь, гости дорогие, угощайтесь. И мне, княже, кубок налей, Бог простит.
Баня у Храмцовых топилась по-белому, так что гости смогли отправиться в парную уже часа через два по приезду, когда угли в топке еще только догорали, а вода во вмазанном в камни котле не успела закипеть. Путники ополоснулись, привычно забрались на полки, в тепло.
– Зело странно сие, княже, – негромко пробормотал Пахом, уронив голову на сложенные руки. – Как мог дьяк послать нас за человеком, коего уж шесть зим на свете нет? Коли знаком был ему боярский сын, то за шесть годов всяко весть о кончине до Москвы донеслась бы. А коли незнаком – отчего так в подробностях ведает, куда скакать, где искать?
– Ты это к чему, дядька? – поинтересовался Зверев.
– А может, и не Иван Юрьевич вовсе это был? – повернулся набок холоп. – Помнишь, как от нас в Новагороде ушкуй увели? Тогда Риус тоже уверял, что это я ему твой наказ передал. А я и не отлучался вовсе. Так, может статься, и здесь нам глаза кто-то отвел, заворожил, заморочил? Мы его за боярина Кошкина приняли, а то чародей был злобный. Опять же, выглядел дьяк странно. Пеший, кривой какой-то, бледный. Коли вспомнить в подробности, то зело странным он показался при прощании.
– Может быть… – пожав плечами, согласился Андрей. – Однако измельчал князь Старицкий, и Белург опустился. Раньше мертвых поднимал, а ныне мелкими пакостями занимается.
Самолетом на Руси называли паром.
