сразу сник.
– Запомни, – инструктировал его капитан, – опишешь товарища майора как «кликушника». Ты его наказал на крупную сумму, и он расплатился с тобой церковной «рыжухой», причем ты просек, что ее у него много.
После этого Казимир стал гулять в указанном капитаном месте, у старых пакгаузов, с большим чемоданом. На третий день его встретили трое: два здоровых жлоба и маленький, шустрый мужичок со злыми глазами.
– Слушай, фрайер, – начал шустрый, – а тебе не кажется, что товарищ Сталин велел таких жлобов, как ты, на пику сажать? – И он выхватил финку. – Гони «рыжуху», козел.
А Казимир не отрываясь смотрел на маленький серебряный униатский крестик, который дядько Богуслав не снимал даже в бане, только заворачивал в дубовый листок от веника, чтоб не жгло.
– Ты че, фрайер, уже умер? – заржал шустрый.
Казимир отбросил чемодан и скользнул вплотную к бандитам. Через несколько мгновений один жлоб лежал в пыли со сломанным позвоночником, а второй пускал кровавые пузыри из пробитых осколками ребер легких. Казимир наклонился над повизгивающим шустриком, пытавшимся отползти, волоча за собой сломанные руку и ногу, и, заглянув в округлившиеся от ужаса глаза, спросил:
– Помнишь старика из квартиры на Краснофлотской?
Тот замер, а Казимир повернулся, подобрал финку и, захватив в кулак крестик, перерезал бечевку. Потом сунул его бандиту в лицо и сказал:
– Это его, – потом повернулся и, отойдя на десяток шагов, не поворачиваясь, метнул финку. За спиной раздался судорожный всхлип, потом все стихло.
Через неделю Костров вызвал Казимира к себе.
– Вот что, Пушкевич, если еще раз сотворишь что-либо подобное… Короче, ты меня понял, – он помолчал, – собирайся, сегодня вечером вылетаешь в Пномпень. Надо помочь корейским товарищам подготовить подразделения глубинной разведки. Так что это дело как раз для тебя. Да и здесь партийные органы успокоятся. – Костров хмыкнул. – Надо же, майор государственной безопасности взялся бандитов мочить. Что, руки зачесались? – И, не дождавшись ответа, закончил: – Там для твоих рук большущее поле деятельности скоро откроется.
Через неделю Казимир, сопровождаемый комиссаром и переводчиком, двигался вдоль строя «убежденных ленинцев-сталинцев, верных последователей дорогого товарища Ким Ир Сена», скептически разглядывая выпирающие ключицы и худые шеи, которые вкупе с остекленелыми глазами демонстрировали кандидаты в разведчики-диверсанты.
– Значит, четыреста человек?
Комиссар, улыбаясь, быстро закивал головой и что-то залопотал. Переводчик старательно перевел:
– Каждый из них горит классовой ненавистью к южным капиталистам и, руководствуясь путеводным учением товарища Ким Ир Сена, готов отдать свою жизнь за дело освобождения угнетенного рабочего класса и крестьянства юга страны от нещадной эксплуатации международным империализмом.
Казимир хмыкнул:
– Посмотрим. –
