меня там не было, ты же знаешь, господин, я в тот день…
– ПРОИЗНЕСИ! Пока я не заставил тебя это сделать!
– Бред какой-то. Ладно. Ладно, я скажу. «Вам нехорошо? Я выведу вас на свежий воздух».
Это был он. Тот самый голос. И этот человек. Я помню его лицо… пусть смутно, но помню. Оно всплыло у меня перед глазами. Зачёсанные назад волосы, выпуклая родинка возле левой брови.
– Он был там, – едва шевеля губами, сказала я и в нерешительности посмотрела на своего мужа, – я его слышала. Это он подошел ко мне и вывел на улицу. Этот человек…
– Ложь! Меня там не было! Ты приказал мне оставаться дома! Я бы не посмел ослушаться. Я…
Хан кивнул на Октая.
– Взять его!
– Что? – Октай растерянно смотрел по сторонам. – Это же… это абсурд! Только потому что какая-то девка сказала? Какая-то твоя русская шлюха указала на меня пальцем? Ты веришь ей, а не мне? Твоему преданному псу?
При слове «русская шлюха» к моим щекам прилила кровь с такой силой, что они вспыхнули, как после пощечин. Хан резко вскинул голову, и его верхняя губа нервно задергалась. Он повернул голову к склонившимся безопасникам.
– Данзан! – один из охранников поднял голову и поклонился, дальше Хан говорил по-монгольски, и я практически ничего не понимала. Только видела, как смертельно побледнел Октай, как округлились его глаза и затрясся подбородок.
Его схватили под руки, а он качал головой и вопил что-то, вырывался, потом бросился в ноги к Хану. Схватил его за ботинки, за щиколотки, прижался к ним головой. Что-то шептал, о чем-то молил, но Хан его отшвырнул ударом в лицо на несколько метров. Тяжело дыша, я смотрела, как Октая поставили на колени. Тот, кого мой муж назвал Данзаном, кивнул второму мужчине, они схватили бывшего начальника за голову, и у того потекли слезы из глаз.
– Госпожаааа, – взмолился по-русски, – пощадите! Молю! Пощадите меня!
Я смотрела то на Хана, то на воющего на земле Октая.
– Тамерлан… может, не надо…
– Не уверена? Или точно слышала его голос? От тебя зависит – накажут его или нет.
– Как накажут? – тихо спросила у Хана, поймав его взгляд и чувствуя невыносимое волнение, как будто здесь и сейчас накажут меня.
– Ему отрежут язык за то, что смел назвать мою жену шлюхой, а затем отрубят голову за предательство.
Хладнокровно ответил мой муж. Я содрогнулась от ужаса и от того, каким спокойным голосом Тамерлан вынес Октаю приговор. Повернулась к мужчине, стоящему на коленях.
– Если признаешься, то тебя пощадят. Ты не умрешь. Я обещаю.
Краем глаза замечаю, как напрягся Хан, и чувствую, насколько напряжена сама, словно внутри все нервы натянуты струной.
– Да…да! Я выполнял приказ…
– Чей?
– Ваш, – Октай весь трясся, смотрел то на меня, то на Хана, молитвенно сложа руки, – вы прислали мне сообщение на сотовый – приехать
