них ничего толком нет… Ладно. Главное, Алекс вернулся. Да еще, оказывается, из-за океана. Тем лучше. Тем больше шансов у остальных.
– Если бы еще желтый свет Маяка никому не снился, – вздыхает Тони Куртейн. Он морщится, как от боли; впрочем, почему «как от боли». Боль от невидимой раны может быть настоящей. Иногда такой настоящей, что, считай, только она у тебя и есть.
– Ладно тебе. – Ханна-Лора встает, кладет на его плечо маленькую горячую руку. – Свет Маяка таков, каков есть, спасительный наяву, гибельный в сновидениях. Не ты его таким придумал. Не ты этого захотел. Ты и так делаешь гораздо больше, чем можно сделать. Такими кошмарами окружил этот желтый свет, что только конченый псих вроде уважаемого профессора Ланга мог от них отмахнуться. Но кстати, он сам говорит это потому, что ты ему в детстве страшные сказки рассказывал. И у него постепенно выработался иммунитет.
Тони Куртейн все еще морщится, но одновременно смеется. Потому что шутка и правда хорошая. Ну и, как уже было сказано, Эдо такой человек, что от разговоров о нем само собой поднимается настроение. Даже если по сути это совсем невеселые разговоры – как, например, сейчас.
– Все равно я бы дорого дал, чтобы этот проклятый желтый свет Маяка перестал сниться нашим людям на Другой Стороне, заманивать их в ловушку, навсегда, безвозвратно лишать настоящей судьбы, – наконец говорит он. – Умер бы ради этого, честное слово! Если бы точно знал, что поможет… Да не смотри ты на меня зверем, я и сам знаю, что ни черта оно не поможет. А ровно наоборот.
– Так-то лучше, – вздыхает Ханна-Лора. – Но на будущее учти, я девушка нервная, темпераментная. В следующий раз за такие разговоры я тебя, ну вот честное слово, просто отколочу!
– Имеешь полное право, – соглашается Тони Куртейн. И помолчав, добавляет: – Извини, что такую мрачную ерунду говорю. Жизнь прекрасна, совсем дураком надо быть, чтобы умирать. Просто трудно жить, никогда не зная, что сейчас несет людям мой свет – спасение, или погибель? Ну или наоборот, точно зная, что одновременно и то, и то. Эдо счастливчик, за него духи-хранители Другой Стороны кулаки держали и, как я понимаю, безбожно ему подыгрывали, нарушая все правила и законы природы. Вряд ли еще кому-то так повезет.
– Ну, мои люди, сам знаешь, тоже не сидят, сложа руки, – укоризненно говорит Ханна-Лора. – Будь спокоен, никто из наших, уснувших на Другой Стороне в пределах Граничного города на желтый свет Маяка во сне не пройдет.
– То-то и оно, что в пределах Граничного города. А одиннадцать человек пока живут – и спят! – в других городах, где нет твоих патрулей. И заранее ясно, что они не последние. Рано или поздно в твоем списке появятся новые имена.
– Ну так на то и свобода воли, чтобы человек мог сотворить со своей жизнью все, что захочет, – пожимает плечами Ханна-Лора. – В том числе, сгинуть с концами на Другой Стороне, выехав за пределы граничного города. Мы, конечно, будем останавливать всех, кого сможем поймать. И отговаривать.
