style="font-size:15px;"> Голос его нарастал и креп, и вот старик уже кричал в небеса.
Мне было жаль несчастного, и вместе с тем внутри меня росло раздражение. Если бы боги вняли нашим мольбам, то Лирнесс устоял бы. А мы молились истово, со всем отчаянием…
Но я продолжала наблюдать за ним, как он спотыкается и нараспев произносит молитвы.
Владыка Тенедоса, услышь меня!
Повелитель Сциллы, внемли мне!
Если приносил я тебе в жертву коз и тельцов,
Отмсти своего служителя!
Я уже и не надеялась, что мои собственные молитвы будут услышаны – не было такого бога, который внимал бы просьбам рабов. И все же старик поразил меня. Море и небо вокруг него потемнели, а он все продолжал распевать гимны, именуя Феба совсем уж не знакомыми мне эпитетами.
О Сминфей, услышь меня!
Дидимей, издалека разящий, внемли мне!
Повелитель мышей, отмсти меня!
Повелитель мышей? Я и позабыла – если вообще знала, – что Аполлон повелевал мышами, этими маленькими пушистыми созданиями – но не потому, что любил их. Внезапно я догадалась, чего добивается старец своими мольбами. Мыши, подобно крысам, разносили мор, и Аполлон, повелитель света, покровитель муз, бог-целитель – был также богом поветрий.
Мольбы об отмщении возносились к небесам, и я, сама того не сознавая, стала повторять за жрецом:
Повелитель мышей, отмсти за меня!
О сребролукий, внемли мне!
Стреловержец, услышь меня!
И, наконец, запретные слова, подобно желчи, изверглись из моих уст:
Повелитель поветрий, услышь меня!
9
Ничего не произошло. Ну разумеется! Разве происходит что-то иное, когда мы возносим молитвы богам?
Следующим утром воины, как обычно, собрались еще до рассвета. Под грохот мечей о щиты Ахилл впрыгнул в колесницу и дал сигнал выдвигаться. Когда они ушли, когда стук щитов и крики стихли, лагерь показался брошенным, предоставленным на попечение женщин и детей да горстки седовласых мужчин, оставленных стеречь корабли.
Я застала Хрисеиду за ткацким станком, но, когда она увидела меня, то бросила свое занятие и предложила мне чашу вина. Глядя на нее, я заметила, что движения ее более скованны, чем накануне. Несчастная Хрисеида, она не знала ни одного приема, к каким прибегали женщины вроде Юзы, чтобы умерить аппетит мужчины. Я сама познала не так много хитростей, но Хрисеида не знала ничего, принужденная лечь с Агамемноном девственницей, почти еще ребенком. Впрочем, стоит отметить, что она стойко держалась, искала утешения в служении Аполлону и по временам обращалась к горшку с гусиным жиром.
Помню, когда Рица выразила свое сострадание к Хрисеиде, Юза насмешливо фыркнула.
– А мне не жаль ее, – сказала она. – Если женщина знает, что к чему, то все закончится прежде, чем он приблизит к тебе член.
– Что значит «знает, что к чему»? – возмутилась Рица. – Ей пятнадцать!
