На нас нахлынула страсть, и мы начали целоваться в коридоре. А не просто взять и скучно войти в комнату – ее или мою? – нет, все-таки лучше в ее комнату, потому что у меня просто келья монастырская, и кровать очень узкая и жесткая. А у нее – я в ее комнате никогда не был, даже не заглядывал ни разу – но, наверное, там разные этажерки, жардиньерки, пуфики и большая кровать с периной в мелкий цветочек – лучше, конечно, у нее, – но все-таки надо сначала обняться и поцеловаться в коридоре. А не просто войти в комнату, запереть дверь, задернуть занавески и начать раздеваться, отвернувшись друг от друга.
Но Джузеппе глядел на меня из ее полуприкрытых глаз, а его тощая рука с трубкой мелькала в ее полуоткрытом рту. Даже запахло крепким сладковатым трубочным табаком.
– Госпожа Браун, – сказал я, отодвигаясь от нее на полшага. – Я вам непременно отдам долг, и даже вперед внесу, а сейчас мне пора, к сожалению, мне пора идти, меня ждут друзья и коллеги…
– Всего доброго, – сказала она, откинув голову.
– Молодец! – сказал мне в левое ухо Джузеппе, который выскочил у нее из головы и сел мне на плечо, верхом, совсем маленький, как кукла, так что я не чувствовал его тяжесть, а только легкое тепло.
– Я на днях принесу вам долг, – поклонился я, вбежал в свою комнату, запер дверь и с размаху плюхнулся на кровать, поверх скомканного одеяла.
Полежал немного, а потом встал, пригладил волосы, вытряс на палец последние капли одеколона, потер себе за ушами и выбежал из комнаты.
Слава богу, в коридоре никого не было: госпожа Браун заперлась у себя.
Может быть, она сейчас лежала в своей фестончатой, кружевной, цветочной кровати и рыдала, правой рукой прижимая платочек к глазам, а левую руку запустив себе под юбку… Но мне было наплевать! Мне было, честное слово, наплевать!
Я бежал на социалистический кружок.
4. У Клопфера и дома
На заседание кружка он пришел минута в минуту.
Я представил его: молодой человек, умный, ищущий, по убеждениям социалист, по натуре – революционер. Партийная кличка – Дофин.
– Он скрывается? – спросил кто-то.
– Он не хочет афишировать, – негромко сказал я. – Но я за него ручаюсь.
Дофин важно кивнул, как будто у него и в самом деле была какая-то особая причина не афишировать свое имя.
Потом покосился на меня и коротко поклонился, как будто он меня благодарит за ручательство. Но я видел, что его глаза смеялись, поэтому он старался нахмуренно смотреть в пол. Наверное, для него это было веселой игрой.
Но и в самом деле, вступить в наш кружок было легко. Это был наш принцип – никакой замкнутости, никакого сектантства.
Поэтому Дофина приняли хорошо. Искренне и дружелюбно.
Ему указали место – через несколько человек от меня. Я сидел чуть сзади, за диваном, ближе к стенке, у меня было свое пригретое место, а ему поставили стул около козетки – бывают такие гостиные
