Подсознание упрямо вопило: «Не может такого быть! Не может!» Трупу полагается мирно лежать, но не левитировать. А пятна крови, и кусочки черепа с прядями прославленных бесконечными рекламными роликами волос, и частицы мозгового вещества, – должны располагаться вокруг неподвижного тела, а не пародировать иллюстрацию из «Занимательной космонавтики».
Тошнотворная картина… Хотя навидался за свою жизнь Стрельцов и криминальных трупов, и мест преступлений предостаточно, – все равно тошнотворная.
По всему судя, оператора, проводившего последнюю съемку Насти, жизнь с застреленными людьми вообще не сталкивала. Переносная камера в его руках дергалась, а саунд-трек состоял из сдавленных звуков, без труда опознаваемых как сдерживаемые рвотные позывы.
«Сейчас сблюет», – подумал Стрельцов. Он и сам почувствовал противное шевеление в желудке и пищеводе – когда представил, как к парящему в капсуле непотребству добавятся полупереваренные остатки шоколадного батончика «Космо» (их ежедневно поедали в обязательном порядке все участники космического шоу – непременно под камерами, непременно с неземным блаженством на лицах).
Обошлось. Желудки справились – и у неведомого оператора, и у Стрельцова.
ГП видел запись явно не в первый раз – и держался спокойно. Относительно спокойно: ногти – длинные, наманикюренные – выстукивали по полировке стола бесконечную дробь, негромкую и неприятную.
Жоржик Измайлов спокойным не мог быть по определению – натура тонкая, ранимая, творческая… Ерзал на стуле, кривил физиономию в страдальческих гримасах, демонстративно отворачивался от экрана – но вновь и вновь возвращался к нему взглядом. Хотя и для него съемка наверняка не стала откровением.
Лось сидел прямо и неподвижно. Казался равнодушным, как истукан с острова Пасхи. Впрочем, он всегда таким казался: лицевые мышцы, выращенные из стволовых клеток кудесниками «Росбиосинтеза», прижились хорошо, но мимикой на эмоции своего владельца отчего-то не откликались…
Стрельцов вздохнул. И чистосердечно признался:
– Ничего не понимаю… НИ-ЧЕ-ГО.
Он действительно не понимал. Миллионы, если не миллиарды людей с замиранием сердца следили, как мелькали в нижних углах их экранов цифры – голосование получилось напряженное, замыкающая тройка участников шла, как говорится, ноздря в ноздрю… А потом те же миллионы и миллиарды видели, как сработала аварийная отстыковка: взрыв пироножей отшвырнул капсулу с проигравшей Настей от шлюза «Немезиды». Пуповина кабеля натянулась и лопнула – оборвав прощальную фразу девушки: «Прощай, мама! Я…» – фразу, сотни раз прокрученную с тех пор в эфире… И крохотная скорлупка капсулы поплыла под трагически-надрывную музыку в бескрайность космоса – уменьшаясь, уменьшаясь, уменьшаясь…
Многочисленные поклонники Чистовой обливались слезами… Долго обливались, часа три. До тех пор, пока в идущем на Центральную Европу повторе не узрели маленькую техническую накладку: финальные кадры трагедии задержались в эфире
