оштукатуренный потолок первого этажа: ночью еще один тромб в головном мозге – именно этого они всегда и боялись – все же убил ее.
– С Теей? – нетерпеливо переспрашивает Карел. – Да что с ней может быть? Она жива-здорова… Нет, не надо. – Он с раздражением отталкивает протянутый шарф и пристально всматривается в Хелен, словно силясь понять, зачем она тут.
– Простудишься.
– Забери! Не простужусь. Да хоть бы и так, черт с ним. Давай-ка лучше присядем.
Он оглядывается, будто собираясь усесться по-турецки прямо на тротуаре, потом поднимает кожаную папку и встряхивает ее у самого лица Хелен. Она отмечает, что папка тяжелая, вся в разводах от влаги, плотно набита какими-то бумагами, а в уголке, прежде прикрытом большим пальцем Карела, полустертая позолоченная монограмма – Й. А. Х. Хелен с тревогой понимает, что в том, как Карел держит папку, сквозит одновременно и жадность, и отвращение, будто он всю жизнь жаждал ею завладеть, а обретя наконец, обнаружил, что от нее мерзко пахнет.
– В общем, ничего хорошего. Мне придется кому-то рассказать, а ты как никто другой сумеешь все это выдержать. То есть… – Он осекается на полуслове и невесело смеется. – Да подойди она вплотную и посмотри на тебя в упор, ты и тогда не поверила бы. Ни единому слову не поверила бы!
– Она? Кто – она? Карел, ты взял эту папку… у кого-то из друзей? Прекрати уже свои фокусы!
– Ну… Увидишь, – отвечает он уклончиво.
И направляется куда-то, бросив через плечо, чтобы она не отставала, – так говорят ребенку, причем надоедливому. Она идет за ним по мощенному булыжником переулку, ныряющему в каменную арку, которую и увидеть-то непросто, даром что отсюда до главной туристической улицы не больше десяти метров. Он толкает крашеную дверь, проскальзывает между тяжелыми шторами, защищающими от уличного холода, и, сделав знак следовать за ним, садится в тускло освещенном углу. Хелен знает это место – запотевшие от духоты окна, зеленые пепельницы, тусклые лампочки в плафонах из зеленого стекла, – и тревога ее чуточку отпускает. Она садится рядом (Карела все еще трясет), стягивает перчатки, расправляет на запястьях рукава кардигана и поворачивается к другу.
– Тебе надо поесть. Ты и так слишком худой, а теперь совсем отощал.
– Я не хочу есть.
– Все равно. – Хелен подзывает девушку в белой блузке и заказывает Карелу пиво, а себе воду.
– Думаешь, я выгляжу смешно, да? – говорит Карел.
Он приглаживает волосы, но от этого становится только заметнее, что за последнюю неделю он постарел лет на пять: измученное худое лицо, в щетине блестит седина.
– Что ж, может, так и есть. Вот, полюбуйся на меня. Как видишь, я не сплю. Сижу ночами, читаю, перечитываю… Тею беспокоить не хочется, поэтому читаю под одеялом. Ну, знаешь, с фонариком. Как мальчишка.
– И что ты читаешь?
Принесли воду с одиноким кубиком льда и пиво.
– Она
