одни проблемы.Скисает ласковый сироп.
И хочется простого хлеба —
Скучать по наважденьям чтоб…
Растраченное счастье
Счастье стало злым и пустяковым.
Будто ковыляет инвалид,
у кого душевные подковы
тяжелей болезни:
всё болит,
но уже не важно, в чём отличье
злости и досады на неё.
Пусть рассудок
(типа пограничник)
между ними разницу блюдёт.
А для счастья думать непривычно.
У него забота о другом —
страх себя растратить
в жизни личной,
что была
общественным дерьмом.
О своём
(из написанных раньше)
Не плачь.
На этой чокнутой земле
уже случилось всё гораздо хуже.
Никто не жаждал быть
чужой игрушкой,
но все играть хотели…
Круче. Злей.
Чтоб быть хозяином
несчастных кукол,
эксперимент
любовью величав.
А главное —
чтоб сытым был желудок.
И ниже…
Если этим и зачат.
…………
Но что тебе уроки те?
Ты плачешь
лишь о своём.
Чужое горе спит.
И сколько б ни терзали
чьих-то Машек, —
твоё
иными машками
болит…
Мои часы
Спешить нельзя, но опоздать страшнее.
Мои часы идут быстрей твоих.
И ветер мой – уже прощальный стих,
а дерево твоё —
всё зеленеет,
как будто и не ведает о том,
что где-то листопад берёт за горло
и проливает кровь, идя дождём —
смыть человека.
Разодет – но голый.
Часы ломают цифры изнутри.
И вписывают: «Как же надоело».
Двенадцать букв.
Но если честно – три.
Для хулигана —
нужная часть тела.
Я снова поспешила? Ты – герой,
пока ролей других не навязали.
По-королевски кончил, брызнув кровь.
Спектакль окончен.
Пусто в тронном зале.
Сколько лет…
Тратили друг друга напоследок.
Верили, что все долги простятся.
Только нерастраченное лето
без долгов уходит восвояси.
Люди не умеют так – и снова
верят в окольцованные жертвы.
Тратят миражи: свои, другого… —
чтоб стихам скормить
живые нервы.
В тебе нет главного
В тебе нет главного таланта —
ж и т ь.
А значит, все науки
бесполезны.
Сам для себя —
безрадостною лестью,
когда другим наскучит
сладко льстить
и перейдут
на хамское
