style="font-size:15px;"> – Не буду на святки гадать! Глупости это и грех! – твёрдо решила вдовица Лукерья, отгоняя от себя томление своего молодого и зело соблазнительного тела.
Но в урочный и жуткий час вьюжной святочной ночи её руки сами произвели полную подготовку к ритуалу, а душа содрогнулась и замерла перед необозримой глубиной зеркальной бездны, разверзшейся по другую сторону пламени свечи. Дикий ужас сковал незадачливую вдовицу, когда из зеркальной тьмы вдруг явилось к ней лицо румяного бородача, а на её полные груди властно легли крепкие мужские ладони.
Как же так? Все окна и двери терема на запоре, а за её спиной объявился незнакомый мужчина и ведёт себя как хозяин её неприступного тела! Какая умопомрачительная жуть! Какой стыд!
Какой сладкий стыд…
Как в очаровательном дурмане прошла та колдовская ночь. А на утро вдовица не увидела своего ночного гостя. Будто его и не было. Но остались его грязные следы на полу по всей горнице: и возле столика, за которым вдовица проводила колдовской ритуал, и возле обеденного стола, где она пировала с нежданным гостем, и возле её постели, куда гость на руках перенес после хмельного застолья разомлевшую от вожделения вдовицу, а потом долго-долго утолял её ненасытную похоть.
– Что это было той ночью? – терялась в догадках вдовица.
И таяла, теряя жизненные силы. С тем и вконец истаяла. В гробу она была совсем иссохшей.
– Только кожа да кости остались, – сердобольно причитали старухи, обмывавшие её тело перед одеванием в последний наряд. – А какой совсем недавно была молодой, бедовой, да соблазнительной! Вот до чего доводят эти святочные гадания!
Пугающая тайна
Даже днём картина была необычной. А с наступлением ночи в ней появлялась какая-то пугающая тайна. Эта тайна обнаруживала себя, когда картина оказывалась на определённых участках периферийного зрения. Там начиналось отвратительное, противоестественное взаимодействие ночи, расшатанных нервов и ужаса.
На картине неизвестный гений изобразил битву Ангелов Света с ангелами тьмы. Ангелы Света отважно теснили своих врагов, а те, яростно отбиваясь, пятились и срывались в бездну.
Днём картина завораживала невероятной натуралистичностью, затягивала в водоворот испепеляющей энергетики боя. Даже бегло брошенный на эту картину взгляд тут же приковывался к её центру и непроизвольно фокусировался на нём как на разгадке главного смысла жизни. При этом края картины будто быраздвигались, вбирая в неё и оцепеневшего в немом восторге и трепете созерцателя, и всё окружающее пространство. Каким беззащитным чувствовал он себя, оказавшись в кольце сражения этих могущественных бойцов! И негде укрыться от их беспощадной схватки!
– Господи, спаси и сохрани! – шептал помертвевшими от страха губами бедный студент Академии искусств и рисунка во Флоренции Фернандо, получивший в наследство от умершего
