с маво цеху поганой метлой попру! Вот те крест! – и она наскоро перекрестилась.
Петров подошел к Хабарову, разложил на коробках содержимое своей замызганной клеенчатой папки и, кашлянув для солидности, начал голосом диктора, произносящего «От Советского Информбюро…»
– В органы поступило заявление гражданина Погодкина. Он пишет, что вчера вечером, то есть в 21.00, на автодороге Владивосток – Отразово гражданин Хабаров напал на него, учинил членовредительство.
– Чего учинил? – переспросила Боцман.
– Членовредительство.
Дикий хохот Боцмана не дал ему продолжить.
– Ой, мужики, не могу! Ой, погибель моя пришла! Ой, погодите, дайте дух переведу! – стонала она. – Чего ты ему, Хабаров, повредил? Ужель то самое?!
Глеб рассердился. Врезав папкой по пружинистому заду Маньки, он что-то сказал ей на ухо, и зашедшаяся в новом приступе смеха Боцман, колыхаясь, пошла прочь. Участковый снова глянул в заявление, но дальше читать не стал.
– На хрена, Саня, тебе это надо было?! – он рубанул ребром ладони воздух. – В Отразове только один шизик – Погодкин! Я же говорил тебе, народ у нас сложный. С московскими замашками своими сиди тихо! Ты обо мне подумал? Ты мне весь показатель портишь! Какая тут профилактика, когда… – он выругался, безнадежно махнул рукой. – Премия псу под хвост. Я же с голоду подохну без премии! А кушать и ментам охота. Чего молчишь? Что там было у вас?
Хабаров пристально посмотрел Петрову в глаза, и тот не выдержал его тяжелого взгляда.
– Значит, не бил. Так-так-так…
– Слушай, Глеб, шел бы ты со своим Погодкиным. Мне работать надо.
– В отдел к пяти вечера подходи. Работничек, твою мать!
Нахально разбрызгивая застоявшиеся лужи, черный, издали похожий на упрямого жука джип, петляя по бесконечному лабиринту пустынных сельских улочек, резво пробирался к центру Отразова.
Поравнявшись с Хабаровым, машина лихо затормозила.
– Эй, дед, стой! В контору рыбхоза правильно еду? – девушка нетерпеливо ждала ответа.
Опущенное до половины темное стекло явило миру точеную, с длинными матовыми ноготочками, руку, небрежно стряхнувшую пепел с сигареты, смуглое, безупречно красивое лицо, мило вздернутый носик, длинные каштановые локоны, едва убранные под черную сетку-шапочку, карие миндалевидные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Такие глаза бывают у индийских красавиц, бархатные, томные, влекущие.
Алину Кимовну Тасманову он узнал мгновенно.
– Ты что, глухой или придурок? Я конкретно спросила: рыбхоз – там?
Девушка нервно ткнула пальцем в сторону, откуда шел Хабаров.
Хабаров кивнул.
Взмах, трепет длинных ресниц. Сладкие, чувственные губы. Надменное:
– Ты чего, старая образина, пялишься на меня? Челюсть вставную придержи!
Подарив Хабарову свирепый взгляд, красавица нажала на газ и скрылась из виду.
Он шагнул следом.
«Нет, Хабаров, – остановил
