опергруппы участковому Глебу Петрову повезло меньше. Нести его было некому. Но, поскольку чувство долга родилось раньше него, участковый мужественно проделал трудный путь от машины к отделу самостоятельно. Водитель, вероятно, успел уснуть за рулем еще дорогой.
– Чума! – провожая восхищенными взглядами процессию, только и смогли сказать поднадзорные.
– Саня! – сидя в дежурке рядом с Хабаровым, сверкая золотыми зубами, говорил едва пришедший в себя после захвата участковый Глеб Петров. – Вот тебе свидетельство о регистрации с печатью и подписью. Сам заполни. Срок регистрации поставь любой. Все схвачено! Не ходи больше сюда. Время не трать. Живи спокойно. Работай.
– Глеб, ты зачем бланк спёр? Попадет тебе. Глеб, завтра жалеть будешь.
– Я жалеть буду?! – пьяно возмутился тот. – Да я жалею, что в это дерьмо семь лет назад ввалился! С тебя бутылка мне на опохмел.
Участковый клюнул носом, неуклюже сполз со стула и моментально заснул.
– Куда его? – спросил Хабаров дежурного.
Тот кивнул на открытую вглубь «дежурки» дверь.
– В телетайпную отволоки.
– Нас-то отметьте, мил человек, – стонали мужики, пришедшие раньше Хабарова.
– Ваш участковый на выезде. Ждите! – невозмутимо произнес дежурный, со вздохом покосившись на храпевшего в телетайпной Глеба.
На работе царил хаос. Все четыре смены собрались на причале за старым, давным-давно выволоченным на берег дрифтером[2], и пир шел горой.
К Хабарову подошла бригадир – дородная тетка лет шестидесяти девяти, в народе именуемая «Боцман».
– Здорово, парень! Иди сегодня в цехе поработай. У меня на упаковке консервов народу не хватает. Куда с такими в море? – она безнадежно махнула рукой в сторону предусмотрительно притихших за дрифтером мужиков.
Он машинально укладывал консервы в коробки, не сосредоточиваясь на том, что делает, стараясь не думать вообще ни о чем, когда услышал истошный крик Боцмана:
– Фельдшера вызовите! Да скорее! Скорее!!!
– Что случилось-то? – спросил кто-то.
– Вовка Ларин ногу себе распорол. Пьяный на спор полез на дрифтер да с него свалился. Прямо на тару, бракованную!
С Лариным у Хабарова как-то с самого начала не заладилось. Тогда он работал на разделке рыбы на комплексной плавбазе. Мужики пили на спор: кто больше, пока с ног не свалится. Ларин предложил пари Хабарову. Тот отказался. И пошло-поехало: «Да ты чего из себя гнешь! Ты нас не уважаешь, за людей не считаешь…» Чем особенно его заводил Хабаров, так это тем, что он его, Вову Ларина, будто не замечал. Что-то типа Слона и Моськи из небезызвестной басни, только в дальневосточном варианте.
Ларин дошел, что называется, до белого каления и однажды, выпив для куража, взял тесак и пошел к Хабарову выяснять отношения. Что произошло между ними в кубрике, неизвестно, но с тех пор Ларин стал с Хабаровым как-то подозрительно вежлив. Лишь однажды «обшивочку»
Рыболовное судно, предназначенное для ловли рыбы в дрейфе при помощи плоских сетей высотой от 3 до 15 метров и длиной до 5000 метров, свободно плавающих после их постановки.
