на спине и смотрел в небо. Крупные звезды склонились над высоченными деревьями, насмешливо подмигивая магу. Огромная луна то и дело рассыпалась на несколько маленьких танцующих в небе планет. Но стоило на секунду закрыть глаза, и огромный серебряный диск снова как ни в чем не бывало висел над головой.
Если забыть про студентов, то можно было представить, что он – один. Вокруг – никого… И это… хорошо.
– Генриетта, ну не плачь…
Так… Начинается! Побыл один, называется… Что там у нас? Картер выставил эту тройку в первую смену. В самую легкую, с вечера. Ну что ж… Стратегически грамотно. Что там с Генриеттой?
– Да пойми ты, это все из-за меня… Если бы я не перепугалась, не завопила как резаная. Дура!
Наверное, надо было бы как-то обозначить свое присутствие, но… Получится только хуже. В конце концов, дальше него любая информация вряд ли пойдет. Да и проверить неожиданно прорезавшиеся способности… Получается, что ночью, во тьме, он стал намного лучше слышать. Или это Тьма сама доносила до него звуки?
– Он когда руки ко мне протянул, я… так перепугалась. Вспомнила, как…
– Генриетта, – голос парня был какой-то… отчаянный. – Может быть, не надо тебе всего этого?
– А что? Что надо, Картер?
– Я хочу, чтобы ты была счастлива. Пусть не со мной, пусть с Корри. Но счастлива.
– С кем? – Звонкий девичий смех ледяной волной пронзил теплый островной воздух.
Даже он, боевик, страх и ужас материков Ринарии, Рапи́ри и, как совсем недавно выяснилось, лежащих меж ними островов, вздрогнул. Он знал о Генриетте. Но, видимо, ситуация выходит из-под контроля. Надо что-то предпринять. Так или иначе, он отвечает за девочку. Как жаль, что Кара не рядом. Она бы обязательно посоветовала, как правильно поступить.
– Назад! Картер, назад, иначе я ударю!
– Послушай…
– Нет! Это ты послушай. Я живу так, как мне нравится. К себе никого, ни тебя, ни Корри, я подпускать не собираюсь. Хочешь – пойдем. Напряжение снять не помешает. Но! Не смей лезть в душу и указывать, как жить!
– Я тебе не верю, Генри… Правда в том, что ты любишь меня. Но никогда не позволишь себе в этом признаться. Может, ты ненавидишь себя, поэтому наказываешь. Я не знаю. Я боевик, а не лекарь женских душ. Только знаешь что? Ты ведь решила за нас обоих.
– Картер!
– Заткнись! С меня хватит, поняла? Я люблю, и я буду бороться. Я тоже упрямый. Так что мы еще посмотрим, кто кого. Сто раз тебе говорил – мне все равно, что там с тобой было, с кем и сколько раз. Я буду счастливым рядом с тобой. Или никогда не буду счастливым.
Звуки удаляющихся шагов. Тихий плач, полный горечи и боли. Захотелось подойти и утешить, но… Имеет ли он право? Он, который, в отличие от своего ученика, не борется за свою любовь? Почему он не подошел к любимой и просто не спросил? Эти дети же не побоялись вытащить наружу то, что рвет изнутри, съедая болью? Произнести вслух?
