Лэнгдон похолодел.
– Снимок сделан меньше часа назад. В стенах Лувра.
Лэнгдон не сводил глаз с леденящей душу картины, и его отвращение и возмущение выразились в сердитом возгласе:
– Но кто мог сделать такое?!
– Это мы и хотим выяснить. И надеемся, вы поможете нам, учитывая ваши знания в области религиозной символики и намерение встретиться с Соньером.
Лэнгдон не отрывал глаз от снимка, и на смену возмущению пришел страх. Зрелище отвратительное, но дело тут не только в этом. У него возникло тревожное ощущение déjà vu.[5] Чуть больше года назад Лэнгдон получил снимок трупа и аналогичную просьбу о помощи. А еще через двадцать четыре часа едва не расстался с жизнью, и случилось это в Ватикане. Нет, этот снимок совсем другой, но, однако же, явное сходство в сценарии имело место.
Агент взглянул на часы:
– Мой капитан ждет, сэр.
Но Лэнгдон его не слышал. Глаза по-прежнему были устремлены на снимок.
– Вот этот символ здесь, и потом то, что тело так странно…
– Он отравлен? – предположил агент.
Лэнгдон кивнул, вздрогнул и поднял на него взгляд:
– Просто представить не могу, кто мог сотворить такое…
Агент помрачнел.
– Вы не поняли, мистер Лэнгдон. То, что вы видите на снимке… – Тут он запнулся. – Короче, месье Соньер это сам с собой сделал.
Глава 2
Примерно в миле от отеля «Ритц» альбинос по имени Сайлас, прихрамывая, прошел в ворота перед роскошным особняком красного кирпича на рю Лабрюйер. Подвязка с шипами, сплетенная из человеческих волос, которую он носил на бедре, больно впивалась в кожу, однако душа его пела от радости. Еще бы, он славно послужил Господу.
Боль, она только на пользу.
Он вошел в особняк, обежал красными глазками вестибюль. А затем начал тихо подниматься по лестнице, стараясь не разбудить своих спящих товарищей. Дверь в его спальню была открыта, замки здесь запрещались. Он вошел и притворил за собой дверь.
Обстановка в комнате была спартанская – голый дощатый пол, простенький сосновый комод, в углу полотняный матрас, служивший постелью. Здесь Сайлас был всего лишь гостем, однако и дома, в Нью-Йорке, у него была примерно такая же келья.
Господь подарил мне кров и цель в жизни.
По крайней мере сегодня Сайлас чувствовал, что начал оплачивать долги. Поспешно подошел к комоду, выдвинул нижний ящик, нашел там мобильник и набрал номер.
– Да? – прозвучал мужской голос.
– Учитель, я вернулся.
– Говори! – повелительно произнес собеседник.
– Со всеми четырьмя покончено. С тремя sénéchaux… и самим Великим мастером.
В трубке повисла пауза, словно собеседник возносил Богу краткую молитву.
– В таком случае, полагаю, ты раздобыл информацию?
– Все четверо сознались. Независимо один от другого.
– И
Я где-то это уже видел (фр.).
