и от которого не смею отступать – отвратительно. Я никогда не выходила за рамки и делала, что велят. Неужели он уже не примет другую дочь?
Наконец я задремала. В голове мелькали обрывки прошедшего дня – Ава, Лукас, – но тут на столе завибрировал телефон. Кто-то звонит?
Я велела себе не обращать внимания, но, увы, сон уже ускользнул. Придется ответить. Я нашарила телефон, полагая, что звонок уже перешел в голосовую почту, нажала «Ответить» и только после поняла, что номер незнакомый. В полночь?
– Да?
– Сэм? Это Лукас.
– А, привет.
– Шарлиз дала твой номер. Прости, что так поздно.
Голос звучит странно, непривычно… прерывается от волнения.
– Что-то случилось?
– Да. Наверное, не стоило звонить. Не знаю, зачем я это сделал. Ты спрашивала о том, что вчера случилось… и…
– Просто скажи. В чем дело?
– Мой друг, о котором я тебе говорил.
– Которому выстрелили в спину?
– Да. Его зовут… звали… Кензи. Он умер в больнице.
22. Ава
По дороге я вновь читаю сообщение Сэм.
Надо поговорить. В библиотеке, в обед. Ты умеешь хранить секреты?
Когда я пришла, она сидела на стуле и притворялась, что читает. Держа книгу вверх тормашками.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Она утягивает меня в дальний угол библиотеки и проверяет проходы между книжными полками – никого.
– Помнишь друга Лукаса, которого застрелили? Умер вчера.
Я смотрю на нее сперва с изумлением, а потом с подозрением. К чему все это?
– Друзья и семья сегодня собираются устроить протест – скорее даже пикет. Лукас участвует. Просит меня тоже пойти.
– И что ты думаешь?
– Не знаю.
– В чем суть?
– Возьмутся за руки и растянутся на милю в районе Боу, неподалеку от дома Кензи. Участвуют разные группы – они требуют мира, ответов и чтобы пришел конец насилию, – взгляд полон решимости, голос звучит увлеченно, живо, раньше я ее такой не видела.
– Ты хочешь пойти.
– Хочу. Но боюсь. Придется ускользнуть от охраны – это легко сделать в школе. Но папа… – Она качает головой. – Как думаешь, что мне делать?
Я медлю с ответом. Лучше сказать: не ходи, не рискуй. Но ведь не этого она сейчас хочет.
– Хорошенько подумай. Ты недавно говорила, что имеешь право на собственное мнение. Так и есть. Но одно дело говорить и думать, а другое – делать то, что может отразиться на твоем отце.
– В кои-то веки его это не касается. Мне хочется сделать это. Я хочу принять участие в том, что происходит снаружи.
Ей это действительно нужно. Я вижу, но внутри все обрывается: а если с ней что-нибудь случится?
– Я пойду с тобой, не против? – слова вырвались, не успела я их осознать. Дело может принять серьезный оборот: если в школе узнают о моем участии в чем-то
